Ги перекрестился, вздохнул. Гибель людей всегда оставляла на его душе свой неизгладимый отпечаток, но сегодняшняя смерть была особенной, из ряда вон выходящей. Он был подавлен тем спокойствием, той нерушимой верой в истинность, с которой катары приняли ее, заставила его задуматься над своей жизнью.
Сенешаль молча прошелся среди трупов казненных врагов.
«Да… – грустно подумал он, разглядывая застывшие выражения лиц на отрубленных головах, – война будет идти полного изнеможения…»
Ги вернулся к своим воинам, которые выжили после этого жуткого боя. Многие были ранены, но старались держаться бодро. Сенешаль вынул свой меч и громко крикнул:
– Сеньоры оруженосцы и конюхи! Сегодня, на этом поле возле замка Лиму я исполню свой обет и произведу вас в рыцари! Ваша храбрость послужила залогом нашей победы! Благородство и честь осенили вас своими крылами и провели через смерть и опасности! На колени!
Воины преклонили колени перед сенешалем. Ги подходил к каждому из них, опускал на его плечи свой меч и произносил:
– Стань же рыцарем! Вставай с колен!..
Счастливые воины, многие из которых не рассчитывали встретить завтрашний день живыми, поднимали с колен рыцарями. Это была великая честь для них. Быть произведенным в рыцари на поле битвы – о таком можно было лишь мечтать, да и то, в своих голубых снах.
Гуго де Арси сиял от счастья. Его вместе с остальными счастливцами, чудом выжившими в этом жутком бою, произвел в рыцари сам сенешаль, человек, о котором он слышал рассказы еще в Англии, рыцарь, которого боялся Меркадье и уважал король Ришар, о котором с уважением и почтительностью отзывался сам сэр Гильом де Марешаль!..
– Поздравляю тебя, сеньор Гуго де Арси, шевалье… – Ги улыбнулся и изобразил поклон молодому рыцарю. – Клянусь Богом, твоим предкам не пришлось краснеть за своего потомка!
– Спасибо, сеньор де Леви! – Гуго упал на колени перед сенешалем. – О таком я мог только мечтать!
Ги оглянулся по сторонам и тихо сказал ему:
– Хватит валяться в ногах! Неровен час, еще заметят. Рыцарю не подобает совершать подобное…
Гуго покраснел от смущения, вскочил на ноги и схватил за руку сенешаля, намереваясь поцеловать руку, которая сделала его рыцарем. Ги отдернул ее и, напустив на себя строгий вид, назидательно произнес:
– А, вот этого, мой друг, не надо! Рыцарь может поцеловать руку другого сеньора только в случае принесения оммажа! Прекрати немедленно! Иначе, Бог свидетель, не посмотрю, что ты уже рыцарь, и выпорю тебя, как расшалившегося пажа!..
Они весело рассмеялись. Их искренний и задорный смех на поле битвы, среди обезглавленных тел врагов никого не смутил и не удивил, наоборот, многие, так толком и поняв его смысла, стали весело смеяться, настолько он был заразителен и задорен.
Раненых осторожно поместили на носилках, сделанных из стволов молодых деревьев, пленники подняли их и осторожно понесли по дороге, направлявшейся к аббатству Фанжо.
Рыцарь де Беллем тихо лежал и смотрел в голубое бездонное небо, раскинувшееся над его головой. Где-то в вышине проносились ласточки, легкий ветерок приятно холодил его грудь, но каждый шаг пленников, несших его носилки, отдавался в нем болью. Он смотрел затуманенным взором на товарищей, ехавших рядом и пытавшихся о чем-то говорить с ним. Он не мог расслышать их слов, в его ушах стоял тихий шум, заполнявший голову воина и одурманивающий его своей легкостью. Тело слабело с каждой минутой, становясь каким-то воздушным и невесомым, руки и ноги похолодели и не слушались рыцаря. Артур вспомнил дом, свою мать, братьев и сестер. Это немного отвлекло его и скрасило невыносимое состояние беспомощности, вызванной жуткой раной и большой потерей крови.
– Мама… – тихо прошептал Артур, открывая глаза. – Мама…
Он увидел мать, бегущую к нему ярким летним днем. Высокие луговые цветы доходили ей до пояса, она словно плыла среди их пышного разнообразия. Встревоженные бабочки и стрекозы порхали над ее головой.
– Мама… – шептал в бреду рыцарь – Я вернулся…
Мать бежала к нему, но не могла приблизиться, какая-то неведомая сила тянула его, он не мог расслышать голоса своей матери и видел только ее рот, глаза, полные счастья и тоски.
– Артур, Артур, очнись!.. – Сенешаль склонился над ним, осторожно теребя за плечо.
Рыцарь с трудом открыл глаза и улыбнулся. На его сером лице, которое было безжизненным, выделялись только глаза – большие, синие, окруженные пушистыми ресницами. Глаза мальчика, который должен умереть слишком рано. Умереть, так и не познав всех прелестей и недостатков жизни. Умереть, так и не полюбив…
– Сеньор Ги, – улыбнулся Артур. – Я видел свою мать…
– Потерпи, рыцарь, не умирай… – еле сдерживая слезы, произнес сенешаль, – до аббатства еще чуть-чуть. Ты мне обещал…
– Беллем сдержит свое слово… – Артур закрыл глаза и снова погрузился в забытье.
Ги подозвал Гуго де Арси и приказал ему следить за рыцарем. Тот кивнул головой и подъехал к носилкам. Сенешаль приказал рыцарям спрятать тело Просветленного катара, чтобы враги думали, что он все еще жив: