Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Прикованный и завороженный, тянешься за этим чу­

десным пятном, и нет сил оторваться от него.

Я люблю ходить по улицам города в такие ночи, ко­

гда природа буйствует.

Вот в одну такую на редкость вьюжную, зимнюю ночь

мне и привиделось светлое пятно; оно росло, становилось

огромным. Оно волновало и влекло. За этим огромным

мне мыслились Двенадцать и Христос.

Этот рассказ я слышал из уст А. А. Блока 12 авгу­

ста 1918 года, в тот день, когда показывал ему эскизы

рисунков к поэме.

Высказанные в письме Блока замечания о героях по­

эмы Катьке и Петьке были точны и конкретны, а допол­

нительные характеристики их, особенно Катьки, были

настолько исчерпывающи и так зримы, что они помог­

ли художнику создать героев, которые останутся в изо­

бразительном искусстве. Что же касается образа Христа,

то он так и не получился.

Блок считал, что это произошло по вине автора.

...Поэма «Двенадцать» с иллюстрациями вышла впер­

вые в конце 1918 года. Напечатана в типографии Голике

и Вильборг по желанию автора в большом формате. Пер-

288

вый тираж этого издания вышел по подписке, в количе­

стве трехсот экземпляров. Второй тираж в том же фор­

мате вышел тиражом в десять тысяч экземпляров, по

заказу Наркомпроса.

ОБЛОЖКА «ЗАПИСОК МЕЧТАТЕЛЕЙ»

Название альманаха издательства «Алконост» долго

обсуждалось писателями Петербурга и Москвы.

Было предложено много названий, и в конце концов

все согласились принять название, предложенное Бло­

к о м , — «Записки мечтателей».

Предлагая такое имя альманаху, Александр Алексан­

дрович говорил, что оно отвечает творчеству писателей

«Алконоста», обращенному к будущему.

Предстояло заказать обложку, выбрать художника.

Советуясь с Блоком, я назвал художника Головина.

Мне казалось, что на обложке хорошо было бы изобра­

зить театральный занавес, который мог бы служить

парадным входом в альманах. А кто лучше Головина сде­

лает занавес? Вспомнились последние театральные зана­

весы Головина к спектаклям, поставленным Мейерхоль­

дом: «Дон-Жуан» и «Маскарад» в Александринском те­

атре, «Борис Годунов» в Мариинском театре, и мы

решили просить Всеволода Эмильевича познакомить нас

с Головиным.

Мейерхольд обрадовался поводу повидаться с Голови­

ным и предложил:

— Поедем к нему все втроем! Александр Яковлевич

будет рад. Кстати, посмотрим, над чем сейчас старик ра­

ботает.

Мы условились поехать в ближайшее воскресенье. Го­

ловин жил за городом, в Царском Селе под Петербургом

(теперь город Пушкин).

Блок поехать не смог, и мы отправились вдвоем с

Мейерхольдом. В поезде Всеволод Эмильевич расспраши­

вал о «Записках мечтателей», о том, кто и что там будет

печатать и о какой обложке мы думали. А когда узнал

о нашем намерении просить Головина сделать для об­

ложки занавес, воскликнул:

— Почему занавес? Ведь не только пьесы собираетесь

вы печатать в альманахе? — И добавил: — Нет уж, зана­

вес оставьте театру, а вам надо придумать сюжет, свя­

занный с названием альманаха — «Записки мечтателей».

10 А. Блок в восп. совр., т. 2 289

Надо подумать, какие они, сегодняшние мечтатели.

Думаю, что пока они еще крепко связаны с прошлым,

они только мечтают о будущем...

Так вслух размышлял Мейерхольд о мечтателях сна­

чала в поезде, а потом — когда шли по аллеям Царского

Села. Когда же подходили к дому, где жил Головин, он

сказал:

— Кажется, придумал! Обсудим вместе с Головиным.

Александра Яковлевича Головина мы застали за моль­

бертом — он писал натюрморт «Цветы в вазе».

Головин обрадовался Мейерхольду, они расцеловались

и долго обменивались дружескими объятиями.

Представив меня, Мейерхольд рассказал о просьбе

Блока и «Алконоста». Раскритиковав нашу затею с за­

навесом, он начал порывисто ходить по комнате, фанта­

зируя вслух сюжет обложки:

— Помните ли вы литографию Домье «Любитель эс­

тампов»? Так вот, этот «любитель эстампов» очень по­

хож, по-моему, на сегодняшнего мечтателя. Мне кажется,

нужно нарисовать такую картину: мечтатель стоит, дол­

жно быть, на очень высокой скале, спиной к зрителю.

Перед ним (под его ногами) расстилается большой про­

мышленный город. Крыши, крыши, крыши... и кое-где —

фабричные трубы. Над крышами стелется дым, который

на горизонте переходит в облака, а там, дальше, сквозь

дым и облака, неясно мерещится светлый город будущего.

Рассказав содержание картины, Мейерхольд обращает­

ся к Головину, просит взять бумагу и карандаш и за­

рисовать его, а он будет позировать в том положении, в

каком видит мечтателя на обложке.

Мейерхольд подошел к двери, встал к ней лицом, спи­

ной к художнику, засунул руки в карманы пиджака, как-

то сжался, собрался в струнку и так неподвижно стоял

несколько минут, пока Головин делал набросок.

Я оказался невольным свидетелем таинственного твор­

ческого процесса двух замечательных художников.

Вечером я рассказывал Блоку со всеми подробностя­

ми все, что видел и слышал. Александр Александрович

улыбался, а когда я кончил, сказал:

— Очень жаль, что не поехал с вами и не видел все­

го своими глазами. Что касается сюжета, придуманного

Мейерхольдом, я думаю, что он интересен и по мысли

глубже нашего занавеса. Одно несомненно: обложка бу­