Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2 полностью

народная песня. Главные и второстепенные герои поэмы

были показаны Любовью Дмитриевной выпукло и

искусно.

А Христос так и остался отвлеченным, туманным и

непонятным.

Исполнительница стремилась показать и сложный,

многообразный музыкальный ритм поэмы, и в этом она

достигла бесспорного успеха. Исполнение было яркое и

интересное.

В доме Блоков на Офицерской долго не ослабевал ин­

терес к отзывам и высказываниям о «Двенадцати». Мать

поэта Александра Андреевна, Любовь Дмитриевна и в

особенности сам поэт с жадным интересом ловили каж­

дое новое мнение, каждое новое слово о поэме.

Однажды я принес с улицы рассказ о том, как на,

Невском проспекте человек, шедший сзади меня, читал

кому-то вслух отрывок из «Двенадцати». Интерес Блоков

к этому эпизоду был поразителен; меня забросали вопро­

сами: какой отрывок читал прохожий? Какого он был

возраста? Как он был одет? И кем он мог быть по про­

фессии?

Когда на следующий день после похода в «Привал

комедиантов» я делился на Офицерской своими впечатле­

ниями, Блоки прерывали мой рассказ бесконечными вопро­

сами. В основном это были вопросы Любови Дмитриевны,

которая проверяла на мне отдельные части поэмы. В сво­

их ответах я не мог скрыть, что образ Христа и в испол­

нении Любови Дмитриевны остался туманным. При этих

словах я заметил, как Александр Александрович, улыба­

ясь, переглянулся с женой, и мне захотелось узнать, чем

283

были вызваны улыбки. Блок объяснил, что мнение о

туманном образе Христа ему часто приходилось слы­

шать.

В этот вечер — как-то само собою вышло — я расска­

зал о своем намерении издать поэму «Двенадцать» с ил­

люстрациями, рассказал и о своих сомнениях.

— А какого художника думаете вы привлечь к этой

работе?

Узнав о том, что я думал о художнике Анненкове,

Блок спросил:

— Это тот Анненков, ваш гимназический товарищ, ко­

торый сделал марку «Алконоста»? — И, помолчав немно­

го, добавил: — Вы думаете, он подходит для этой ра­

боты?

Я откровенно признался, что других художников не

знаю. Однако, чтобы успокоить Блока, я предложил сде­

лать на пробу несколько эскизов, и в зависимости от ка­

чества этих эскизов будем решать, поручить ли иллюстра­

ции Анненкову или искать другого художника.

Блок улыбнулся. Мне показалось, что он подумал:

«Странный человек этот Алянский — знает одного-единст-

венного художника, и этого знает только потому, что

учился с ним в гимназии, и только на этом основании

он готов поручить ему иллюстрации к «Двенадцати».

— Ну что ж, п о п р о б у е м , — сказал Александр Алек­

сандрович.

Предлагая Александру Александровичу поручить ил­

люстрации к «Двенадцати» Анненкову, я, конечно, риско­

вал, потому что из многих бесед с Блоком знал, что он

отнюдь не является поклонником крайних левых направ­

лений в искусстве.

Первые эскизы Анненкова меня озадачили. Передо

мною лежали непонятные кубистические знаки. Худож­

ник по моему лицу понял, что его эскизы разочаровали

меня, и, когда я прямо об этом ему сказал и добавил,

что не могу их показать Блоку, он попросил дать ему

еще время, чтобы подумать и еще поработать.

Примерно к середине августа новые эскизы были до­

ведены до такого состояния, что я решился показать их

Блоку 4. Не скрою, я очень волновался, направляясь с

эскизами к поэту: я почему-то думал, что он предубежден

против Анненкова, не верит в него и обязательно забра­

кует его работу.

284

Вопреки моему предчувствию, Александр Александро­

вич с интересом рассматривал рисунки. Сразу ему по­

нравились два рисунка: «убитая Катька» и «пес» (к сло­

вам поэмы: «только нищий пес голодный ковыляет по­

зади...»).

— Это очень хорошо! — воскликнул Александр Алек­

сандрович.

Он заметно повеселел, несколько раз возвращался к

достоинствам отмеченных рисунков и, удовлетворенный,

показывал их матери и жене и, заметив, должно быть,

мое волнение, поспешил успокоить:

— Вот видите, и маме, и Любови Дмитриевне рисун­

ки нравятся.

И этой похвале я так был рад, будто сам сделал эти

рисунки.

Дольше других Блок рассматривал последний стра­

ничный рисунок, на котором был изображен Христос.

Я знал, что этот рисунок долго не давался Анненкову

и ему самому совсем не нравился — он не увидел в по­

эме Христа. Он просил меня хорошо запомнить все, что

Блок скажет об этом рисунке. Я попросил Александра

Александровича подробнее рассказать, каким он пред­

ставляет себе Христа в поэме.

Я слушал рассказ Блока о том, как возник образ

Христа в «Двенадцати», как стихотворение, как поэму,

и я решил: как только приду домой, обязательно запишу

его. Но, испугавшись вдруг, что, пока дойду домой, могу

что-то утратить, я попросил Блока написать Анненкову

свой отзыв о рисунках, что он тут же при мне и сделал.

Вот что писал Блок:

«Пишу Вам по возможности кратко и деловито, пото­

му что Самуил Миронович ждет и завтра должен отпра­

вить письмо Вам.

Рисунков к «Двенадцати» я страшно боялся и даже

говорить с Вами боялся. Сейчас, насмотревшись на них,

хочу сказать Вам, что разные углы, части художествен­

ной мысли — мне невыразимо близки и дороги, а общее —

более чем п р и е м л е м о , — т. е. просто я ничего подобного

не ждал, почти Вас не зная.

Для меня лично всего бесспорнее — убитая Катька

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное