Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2 полностью

дет очень талантлива. Поздравляю.

290

ЮБИЛЕЙ «АЛКОНОСТА»

В марте 1919 года исполнилось девять месяцев с

основания издательства «Алконост».

В бурное, полное событиями время срок в девять ме¬

сяцев показался нам солидным и вполне достаточным,

чтобы его отпраздновать. Ждать до года было очень

долго.

Я жил тогда в доме Толстого, на Троицкой улице.

Этот громадный дом занимал большой квартал. Построен­

ный незадолго до войны, он был рассчитан главным обра­

зом на богатых жильцов. Но наряду с большими барски­

ми квартирами один подъезд в доме владелец отвел для

жильцов, снимавших отдельные комнаты. Там все было

устроено, как в новых больших гостиницах: такие же

длинные коридоры и такие же удобные комнаты с ма­

ленькой передней и нишей для кровати.

В одной из таких комнат я жил, и в ней решено

было отпраздновать юбилей «Алконоста».

Первым на юбилей пришел Александр Александрович

Блок. Он открыл приготовленный мною альбом привет­

ствием:

Дорогой Самуил Миронович. Сегодня весь день я думал

об «Алконосте». Вы сами не знали, какое имя дали изда­

тельству. Будет «Алконост», и будет он в истории, пото­

му что все, что начато в 1918 году, в истории будет.

И очень важно то, что начат он в июне (а не раньше),

потому что каждый месяц, если не каждый день этого

года — равен году или десятку лет.

Да будет «Алконост»!

Александр Блок

1 марта 1919

Незадолго до юбилея вышел первый номер литератур­

ного альманаха «Записки мечтателей», и Александр Алек­

сандрович предложил воспользоваться юбилеем, чтобы

обсудить «Записки» и поговорить о том, каковы должны

быть следующие номера альманаха, как расширить круг

тем и привлечь новых авторов.

Помимо основных писателей «Алконоста» — Андрея

Белого, Иванова-Разумника, А. Ремизова, Константина

Э р б е р г а , — было решено пригласить на юбилей некоторых

деятелей Театрального отдела Наркомпроса, где в то время

10*

291

работали и Александр Александрович Блок, и я; это

были Мейерхольд, известный профессор-пушкинист

П. О. Морозов, а также переводчик и театральный дея­

тель Вл. Н. Соловьев; из художников были приглашены

Ю. Анненков и молодой график Н. Купреянов.

Среди гостей случайно оказалась одна дама —

О. А. Глебова-Судейкина, жена художника Судейкина.

Она ничего не знала о юбилее, была где-то поблизости

и забежала на минутку, в то время когда гости уже си­

дели за столом. Почти все здесь знали Ольгу Афанась­

евну, обрадовались ей. Кто-то назвал ее «нечаянной ра­

достью», и все единодушно упросили остаться с нами.

Весь этот день был для меня полон хлопот: нужно

было достать вина и хоть какой-нибудь еды. Задача труд­

ная, но в результате некоторых усилий и сложных ухи­

щрений гостям было предложено роскошное по тем вре­

менам угощение. «Гвоздем» стола было блюдо — гордость

главного повара Дома ученых, бывшего раньше главным

поваром ресторана «Вилла Р о д э » , — форшмак из воблы и

мороженой картошки. Блюдо имело большой успех; ду­

маю, однако, что и не такое знатное угощение имело бы

успех. На столе были еще селедка, вобла и какие-то кор­

жики. К этой закуске удалось раздобыть три бутылки

чистого спирта.

Когда все гости собрались, Александр Александрович

начал разговор о «Записках мечтателей», но длился он

недолго.

Все приготовления к ужину были закончены, гостей

пригласили придвинуться к столу и там продолжать бе­

седу. Но тут разговор не клеился, пошли юбилейные ре­

чи и тосты.

Блок хотел вернуться к обсуждению, но это ни к чему

не привело. Разговор вспыхивал на мгновение и тут же

затухал.

Для обсуждения серьезных вопросов оказалось много­

вато вина и маловато закуски. Гости скоро захмелели,

и, как бывает в таких случаях, голоса становились гром­

че, а речи нескладней. Было трудно следить за мыслью

говоривших.

Деловой разговор так и не состоялся.

В то время Петроград был на осадном положении, и

по приказу властей после определенного часа хождение

по улицам без специального пропуска запрещалось. Ноч­

ные патрули в городе останавливали не только запоздав-

292

ших пешеходов на улицах, но заглядывали иногда и в

квартиры, проверяли, кто живет в них, а главным обра­

зом — скрывающихся, о которых ничего не было извест­

но домкомбеду (домовый комитет бедноты).

Мои гости никаких пропусков не имели, поэтому боль­

шинство из них разошлись по домам до запретного часа.

Остались только те, кто либо жил далеко, либо был рас­

положен еще посидеть: Блок, Белый, Анненков и Соло­

вьев. Некоторое время мы сидели за столом, допивая

вино, но постепенно сон начал одолевать гостей. Аннен­

ков с Соловьевым устроились кое-как на оттоманке и

скоро заснули. Белый дремал, сидя в кресле, а Блок и

я оказались крепче других; мы уселись у письменного

стола, который стоял у окна, как раз напротив передней,

и о чем-то полушепотом говорили.

Наконец и нас одолела дремота, и мы прикорнули

здесь же, у стола.

Осторожный стук в дверь разбудил меня.

«Нет, это не п а т р у л ь , — подумал я, — те стучат громко,

по-хозяйски, те не стесняются р а з б у д и т ь , — нет, это не

они».

Однако кто же это мог быть в столь поздний час?

Открыв дверь, я увидел человека в кожаной куртке

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное