Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

ли его волосы? На все отвечу: и да и нет.

Когда Блок бывал весел духом, спокоен, здоров, то

кожа его лица, даже зимой, отливала золотисто-красным

загаром, мерцали голубовато-серые глаза, волосы орехо­

вого оттенка (иного определения не подберу), легкие и

пушистые, венчали высокое чело. Очерк рта выразитель­

ный, и когда он плотно сжимал губы, то лицо внезапно

приобретало суровое, замкнутое выражение, когда же

улыбался, оно сразу светлело и молодело. Походка

упругая, легкая, фигура статная, ладная, весь он какой-

то «подобранный», все сидит на нем элегантно, ничего

кричащего, вульгарного. <...> В дни душевного смятения,

упадка духа, физического недомогания лицо серело, гла­

за тускнели, волосы темнели и переставали пушиться.

Он словно сникал, и даже поступь тяжелела. Есть сни­

мок Блока в гробу: на подушке покоится голова поэта

361

с темными, совершенно гладкими волосами. Вот потому-

то к внешности Александра Блока я буду возвращаться

несколько раз, и всегда в связи с теми моментами, о ко­

торых буду рассказывать.

Мое знакомство с ним началось не с личной встречи,

а с переписки, но иногда мне приходилось встречать его

то тут, то там.

Мы жили в Петербурге. Муж мой, П. С. Коган, был

приват-доцентом Петербургского университета, а я

училась на филологическом факультете Бестужевских

курсов.

Петербургский май, «май жестокий с белыми но­

чами» 1. Я возвращалась с Островов. Уже темнело.

Я проголодалась и зашла в кафе. Заняв свободный сто­

лик, я пошла позвонить по телефону домой. Вернувшись,

застала сидящего за моим столиком Блока. Но в этот

момент соседний столик освободился, и Блок, извинив­

шись, пересел.

Показался он мне тогда печальным, уставшим.

В марте 1913 года я написала Блоку первое письмо.

В нем я, между прочим, спрашивала, не разрешит ли

мне поэт посылать ему иногда красные р о з ы . — «Да, если

хотите. Благодарю Вас. Мне было очень горько и стало

легче от Вашего письма. Александр Блок», — ответил он

(23 марта) 2.

С тех пор, то есть с марта 1913 года и до 28 ноября

1914 года мы переписывались, не будучи знакомы.

28 ноября 1914 года мы встретились в первый раз 3.

День был снежный, бурный. У нас в квартире на

Васильевском острове собралось к обеду много народу,

и в комнатах было душно, жарко. Петр Семенович дол­

жен был в этот вечер читать публичную лекцию на Пе­

тербургской стороне, и, пообедав, все гости ушли вместе

с ним. Вышла и я подышать морозным воздухом и прой­

тись немного с мужем.

Ветер стих, все вокруг словно затянуло снежной бе­

лой тонкой кисеей. Проводив немного мужа, я перешла

Дворцовый мост и медленно направилась в сторону Офи­

церской улицы, где жил Блок. Вот и дом 57. Я остано­

вилась, решительно отворила дверь подъезда, поднялась

на четвертый этаж и позвонила у дверей квартиры Бло­

ка. Отворила опрятная горничная. Довольно большая

передняя, налево — вешалка, висит шуба Александра

362

Александровича, лежит его котиковая шапка. Дверь в

кабинет закрыта.

— Барина дома н е т , — сказала горничная, но я по­

чему-то не поверила.

— Нету? — переспросила я. — Ну, что же, я вернусь

через два часа.

Прислуга изумленно взглянула на меня. Я спусти­

лась вниз. Наняв извозчика, я поехала в магазин Гвар­

дейского экономического общества. Поднялась в кафе.

Случайно встретила В. С. Чернявского, известного те­

перь и, по-моему, лучшего чтеца стихов Блока. Он знал

о моей переписке с Блоком. Я рассказала ему, почему

я здесь и куда отсюда поеду.

Мы вышли вместе, зашли в цветочный магазин

Эйлерса, я купила алых цикламенов. Наняла лихача.

Вторично стояла я у тех же дверей. Позвонила. От­

крыла все та же горничная. Ничего не сказав, помогла

снять ботики, скинуть шубу, провела в кабинет.

Высокая, просторная, теплая комната, полумрак, на

письменном столе горит лампа, ваза, в ней благоухают

цветы. Стол стоит боком к окну, на нем ничего лишнего,

чисто, аккуратно, никаких бумаг, перед столом кресло,

по другую сторону — второе, около окна кушетка, вдоль

другой стены большой диван, в углу голландская печь,

перед нею кресло, дальше по стене шкапы с книгами,

дверь в столовую. От всего впечатление строгое, но уют­

ное, теплое. Когда я в эту комнату попала днем, она

оказалась еще лучше. Ее очень красил вид из окон.

Окна были словно непрерывно меняющиеся в раме

картины, за ними лежал такой простор, играло и жило

переменчивое небо, отражаясь в погожие дни в Пряжке,

а там далеко-далеко кольцом синели леса. Зимой же, то

ли от снега, то ли от неба, по всей комнате стлался го­

лубоватый отсвет. Я остановилась около стола, положила

на него цикламены.

Послышались быстрые, легкие шаги, дверь распах­

нулась, предо мной стоял Блок. Он в чем-то темном, ка­

жется мне высокого роста, серьезное, спокойное, слегка

настороженное лицо. Я оробела, молчу, молчит и Блок.

Внезапно взгляд его падает на мои цветы.

— Так это вы?

Я утвердительно киваю головой. Он дает мне время

овладеть собой, и потекла наша беседа. Он говорит мед­

ленно, чуть приглушенным голосом, часто вопросительно

363

взглядывая на собеседника, то ходит по комнате, то

остановится, то закурит, присев около печки, чтобы дым