Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Осмелюсь думать, любезная моя Сестрица, что я не слишком много на себя беру, воображая, что предмет, который я осмеливаюсь подарить Вам (присланный с этим письмом), не будет Вам неприятен. Мое единственное опасение состоит в том, что, возможно, кто-то меня уже опередил из тех особ, которые, движимы, как и я, желанием сделать Вам приятное, уже доставили Вам эти барельефы; в подобном досадном случае судите обо мне лишь по моему намерению. Но если Судьбе угодно в достаточной мере мне благоволить и сделать так, что я первая дарю Вам это собрание, поверьте, что я поторопилась послать его Вам, зная ваши чувства и будучи уверена, что памятник национальной славы, выполненный русским художником, будет принят Вами с удовлетворением… __ Вы вспомните о Графе Толстом, который из любви к искусствам и следуя велению своего дарования с юности отказался от любой иной карьеры, решив избрать лишь ту, которая могла способствовать раскрытию этого самого дарования. Он художник и ничего более, он только что начал, будучи покровительствуем Российской Академией и ее президентом Господином Шишковым[737], работу над серией барельефов, на которых изображены самые яркие события 1812, 13-го и 14-го годов. Пока что выполнено всего лишь пять, но эскизы тех, которые должны еще появиться, находятся еще в переплете, и я надеюсь, что Вы мне позволите присылать их Вам по мере их изготовления. Я уверена, что Вы согласитесь со мной, любезная моя Сестрица, что это начинание не несет на себе печати того совершенства, которого от него ждали. Везде преобладает сюжет как выразитель национального гения. В композиции же сюжетов есть некоторая монотонность, иногда даже отсутствие воображения. __ Граф Толстой еще мало видел, у него не было восхождения в совершенствовании своего вкуса. Он уже выслушал советы и собирается изменить некоторые из своих композиций, и если я обращаю Ваше внимание на недостатки его произведений, то это из убеждения, что Вы более, чем я, сможете судить о них со снисхождением, а не строгостью.

Я не могу отказать себе в удовольствии поблагодарить Вас, любезная Сестрица, за Ваше последнее письмо и за все то, что Вы мне в нем пишете. Сохраняйте в отношении меня, умоляю Вас, те прекрасные чувства, которым я придаю бесконечную цену.

Передайте тысячу добрых слов от меня Вашему Мужу. ___ Я вложила в это письмо немецкий экземпляр Сочинения, которое Вам посылаю, чтобы облегчить его объяснение тем, кому Вы захотите его показать. И хотя я знаю любовь Великого Герцога к искусствам[738]

, я не осмеливаюсь дарить ему серию данных барельефов, опасаясь суждения знатока, а также того, что, возможно, он посчитает, что незачем было посылать издалека сей предмет не слишком высокого качества, особенно в художественном отношении. Но если Ему захочется отнестись к нему как к памятнику исторической эпохи, той славы, которой Он, борясь за праведное дело, немало содействовал, то я буду счастлива взять на себя смелость почтить Его этим подарком. Передайте ему это, любезная Сестрица, прошу Вас, и позвольте Себя обнять в то самое время, как я стараюсь закончить как можно быстрее это непростительно длинное письмо.

Э.

ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА – МАРИИ ПАВЛОВНЕ

[739]

Царске Село,

12/24 июля 1820 года.