Пристальное внимание Флери уделял политическим взглядам наследника престола, великого князя Александра Александровича и настроениям при т. н. «малом дворе». Генерал пришел к выводу, что «великого князя с полным основанием можно отнести к русской партии и, следовательно, – к противникам прусской и всякой иностранной партии». Взгляды цесаревича, продолжал Флери, полностью разделяет его супруга, великая княгиня Мария Федоровна, особенно в неприязни к Пруссии, жертвой которой стала ее родина, Дания[711]
.Бисмарк, продолжал Флери, хорошо осведомлен о настроениях «молодого двора» и всячески старается нейтрализовать его негативное для Пруссии влияние, тем более что он готовит визит короля Вильгельма в Петербург[712]
.Внимание Флери привлекло и такое политическое явление, как необычайно популярные в России второй половины XIX в. идеи панславизма, к которым в Европе, особенно в Австрии и Турции, всегда относились настороженно. С некоторых пор, отмечал французский посол, панславизм стал вызывать опасения и у Пруссии, т. к. расширение влияния России на славянские и христианские народы Оттоманской империи не соответствует интересам прусской внешней политики. По мнению посла, нет оснований опасаться со стороны России «большого крестового похода» с целью освобождения балканских славян от турецкого господства. Для России, поглощенной внутренними преобразованиями, требующими огромных финансовых затрат, такой поход был бы не по силам, тем более в одиночку, т. к. она не найдет себе в этом союзников в Европе. Но панславистские настроения в сочетании с патриотическими могут представлять потенциальную угрозу не только для Австрии, но и для Пруссии, поэтому они заслуживают самого внимательного изучения[713]
.Недвусмысленные советы и намеки Флери не были услышаны в Париже, где утвердились в решении «ничего не предпринимать».
Подчеркнутое миролюбие и безмятежность, возобладавшие в Тюильри с провозглашением либеральной империи, приветствовались Александром II и Горчаковым, которые всегда опасались неожиданных авантюрных предприятий императора французов. Угроза франко-прусского военного конфликта в Европе, обозначившаяся после 1866 г., пугала царя и канцлера, пытавшихся сделать все возможное для его предотвращения. В этом направлении российская дипломатия действовала как в Берлине, так и в Париже. При этом, как уже неоднократно отмечалось, политико-идеологические симпатии Петербурга после восстания 1863 г. в Польше склонялись в сторону Пруссии, демонстрировавшей определенность в отношении России и солидарность с ней, чего Горчаков тщетно добивался от Парижа.
С осторожным интересом встретив либеральные начинания во Второй империи, Александр II и его канцлер не заблуждались относительно их возможных последствий для достижения согласия между Россией и Францией. Во-первых, не было уверенности в успехе этих начинаний, связанных исключительно с личной инициативой Наполеона III. В Петербурге хорошо знали, что оппозиция его режиму не исчезла и даже не ослабла. Более того, к давним противникам императора из республиканских и либеральных кругов добавились новые – реакционноклерикальные. Все это не придавало устойчивости Второй империи, вставшей на путь либерализации, как не давало надежд на улучшение российско-французских отношений. «До тех пор, пока это правительство находится под постоянным двойным давлением – радикализма и клерикализма, которые одинаково враждебны нам, – констатировал Горчаков, – нет оснований рассчитывать на искреннее сотрудничество с его стороны» [714]
.Подтверждением опасений официального Петербурга относительно внутренней неустойчивости режима Второй империи стало сообщение
Стакельберга о предотвращенном накануне плебисцита 8 мая 1870 г. покушении на жизнь Наполеона III[715]
.Это была последняя депеша, подписанная российским послом в Париже. 11 мая в 4 часа утра граф Стакельберг скончался в результате инсульта. Перед смертью он два дня находился в параличе [716]
.Похороны посла прошли в субботу, 14 мая, в присутствии официальных представителей императора Наполеона III и иностранного дипломатического корпуса. По окончании траурной церемонии, проведенной по протестантскому обряду, граф Стакельберг был захоронен в семейном склепе на кладбище Пер-Лашез – там, где двадцатью двумя годами ранее, упокоился его отец. В последний путь генерал-адъютанта Стакельберга провожал батальон пехоты французской императорской армии. А в православном Свято-Александро-Невском храме в тот день был отслужен молебен, хотя усопший и не был православным. 16 мая “Journal officiel” поместила на своих страницах некролог с описанием заслуг покойного и его похорон[717]
.Временное руководство российской дипломатической миссией в Париже было возложено на статского советника Григория Николаевича Окунева (1823–1883). После добровольного выхода в отставку в ноябре 1869 г. В.Н. Чичерина он заменил его в должности советника посольства.