Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870)

Как успел заметить Киселев, по вопросу франко-английского союза в ближайшем окружении Наполеона противоборствуют два мнения, отражающие политические расхождения и взаимную неприязнь двух видных сановников – министра иностранных дел графа Александра Валевского и графа Виктора де Персиньи, тогдашнего посла в Лондоне. В отличие от Валевского, выступавшего за более сбалансированный внешнеполитический курс Франции, предполагавший сближение с Россией, Персиньи отвергал такое сближение, настаивая на строгом следовании политике полного согласия с Англией. Персиньи активно интриговал и против другого приверженца союза с Россией, графа де Мории.

Влияние Персиньи, возглавлявшего правое течение в бонапартистской партии, оспаривалось не только его противниками слева, такими, как принц Наполеон, но и императрицей Евгенией, которую император называл «легитимисткой». Правда, ее неприязнь к Персиньи была не политической, а личной, чисто женской. Императрица никогда не простила Персиньи за то, что он в свое время пытался препятствовать ее браку с Наполеоном III.

Киселев, со своей стороны, констатировал, что перед самим императором французов не стоит выбор между английским и русским союзом. Наполеон очень хотел бы их совместить, но поскольку это представляется невозможным, он делает очевидный выбор в пользу Англии. «В настоящий момент, – подчеркивал посол, – согласие с нами для него стоит на втором плане»[264]

. По этой причине, полагал Киселев, «нам необходимо проявлять большую сдержанность и не рассчитывать особо на поддержку Франции, по крайней мере, до лучших времен». «Исключительно проанглийская направленность» политики Наполеона, как полагал посол, объясняется не только политическими, но и экономическими соображениями. Продолжающийся во Франции финансовый кризис вынуждает ее правительство ориентироваться на своего главного экономического партнера – Англию. Так или иначе, резюмировал Киселев, России ничего не остается, как всеми средствами, включая сотрудничество с Францией, добиваться скорейшего достижения договоренностей по исполнению решений Парижского мира. Если пока нельзя рассчитывать на ослабление франко-английского союза, то можно все же надеяться на содействие Франции против Австрии, которая представляет реальную силу, только располагая поддержкой со стороны Англии [265].

С декабря 1856 г. в донесениях Киселева появляются первые указания на то, что франко-английский союз не так уж и прочен, как кажется. Посол обращает внимание на участившиеся нападки английской печати на некоторых лиц из окружения Наполеона, и прежде всего на графа Валевского, сомневающегося якобы в ценности для Франции союза с Англией, и навязывающего императору сближение с Россией. Эти нападки не остаются незамеченными в Париже.

В свою очередь, делает вывод Киселев, и император Наполеон вовсе не намерен играть роль младшего партнера королевы Виктории. Он в одинаковой мере не заинтересован ни в дальнейшем усилении Англии, ни в возрастании влияния России. Отсюда и его навязчивая идея о тройственном союзе. «По моим представлениям, – писал Киселев Горчакову 4 декабря 1856 г., – цель Луи-Наполеона состоит в том, чтобы Россия и Англия нейтрализовали одна другую, что позволило бы ему взять на себя роль арбитра… Как мне кажется, – продолжал посол, – Франция намерена воспрепятствовать любой возможности установления близких отношений между нами и Англией». Для этого Наполеону и необходим тройственный союз, в котором он играл бы главенствующую роль.

«Если Луи-Наполеон намерен использовать нас в интересах собственной политики, – резюмировал Киселев, – то и мы, со своей стороны, могли бы извлечь равное преимущество из его расположенности к нам – неважно, кажущейся или реальной – в своей политике; только нужно будет подвергнуть эту расположенность строгому испытанию…». Последнюю фразу из донесения Киселева государь прокомментировал на полях двумя словами: “tres juste” (очень справедливо)[266].

В ответном письме, направленном Киселеву 12 января 1857 г., Горчаков уточнил позицию императорского правительства в отношении Франции. Россия намерена и впредь быть полностью лояльной к Франции, писал министр иностранных дел. «Мы тесно связаны с Луи-Наполеоном и намерены во всех случаях уважать договоренности, достигнутые между двумя императорами, – продолжал Горчаков. – Одновременно мы продолжаем исходить из убеждения, что искреннее согласие между Россией и Францией служит залогом спокойствия для всей Европы. Мы изначально отвергаем систему завоеваний, и хотим, чтоб всем стало окончательно ясно…, что в любом случае мы намерены сохранить за собой полную свободу действий. Вполне возможно и даже вероятно, что Луи-Наполеон не остановится на том, что имеет, и пойдет дальше – в направлении, куда его увлекут честолюбивые намерения. Мы предоставим ему действовать на свой страх и риск, при этом никак и ни в чем его не поощряя…