Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

Вспоминалось сегодня все какое-то смешное. Однажды они играли в желания, и Таис захотела, чтобы Александр, Гефестион и Марсий сыграли ей хелидонисму, известную родосскую песню о ласточке, которую обычно пели на празднике прихода весны.

Прилетела ласточка с ясною погодойС ясною весною.

Грудка у ней белая, спинка — черная.Что ж ей ягод не даешь из дома богатого?

Трудность состояла не в пении, а в игре на барбите, арфе и кифаре, которые ее музыканты не брали в руки со времен школы и порядком утратили навыки виртуозной игры. (В детстве Александр хорошо играл на кифаре, за что его отец однажды даже выругал: «Не стыдно тебе так хорошо играть? С царя довольно и того, что у него находится время послушать игру других музыкантов». Как в воду глядел Филипп. Став царем, Александр уже не располагал временем для приятных занятий.) То один, то другой ошибался, сто раз начинали впопад и невпопад, мучились, пока их не разобрал смех до такой степени, что, как зрители, так и незадачливые исполнители лежали, рыдая от хохота. Особо пикантной деталью было то, что инструменты были настроены на женский голос, и Марсий, верный гармонии, все порывался петь на октаву выше, чем мог, выдавая из себя какой-то писк. Одним словом, из простого задания вышел смешной номер. А Александр любил повеселиться! Хохотушка-топотушка. Была в нем эта потребность проживать каждый день с наибольшей пользой и удовольствием. И в этом он оказался прав, как и во всем остальном.

Однажды, это было в Согдиане, Таис, отправленная спать, вернулась к шатру, в котором шла гульба, и заглянула внутрь. Как же ей не понравилась та оргия, которую она увидела! Взгляд Таис случайно (случайно ли?) встретился со взглядом царя. Александр сощурился, напрягая остатки сознания и зрения, а Таис, презрительно фыркнув, убежала к себе. Она не понимала, зачем он таким грубым образом тратит свое драгоценное время вместо того, чтобы провести его хотя бы с ней. Значит, ему это надо? Значит, есть в нем что-то, допускающее эту грязь. Не зря эллины, в тот момент понятие «эллины» сузилось для нее до понятия «афиняне», считали македонцев дикими полуварварами. Или это идет от семьи, и дурная слава о его родителях не выдумка? Но ведь он не такой! Она же это знает, как никто другой! А остальные-то хороши. Ох уж эти мужики — скоты скотами. В этот момент самый главный скот, спотыкаясь и ругаясь хуже скотника, ввалился в ее палатку.

— Тая, это ты была? — спросил он хриплым голосом и хихикнул. — Ты что, шпионишь? — Он повалился на ее ноги, но она зло отпихнула его.

— Ты чего пришел? Пьяный. Что ты здесь забыл?

Но он лишь откинулся на спину, не впечатляясь ее праведным гневом.

— Убирайся из моей кровати! Не будешь ты здесь спать! — возмущенно вскрикнула Таис.

Она сердито собрала его постель и положила в дальний угол своей палатки.

— Что ты меня, как собаку, в угол, — заплетающимся языком жалобно пробормотал он и опять хихикнул.

Это хихиканье особенно возмущало Таис. Она дотащила его до новой лежанки, оторвала его руки от себя: «И не вздумай храпеть!» Александр уснул спустя две секунды, чего нельзя было сказать о Таис, кипящей гневом и обидой. Потом она все же сжалилась над ним, сняла сапоги и укрыла.

Первое, что она увидела утром, открыв глаза, был Александр, охвативший руками свою больную сорви-голову.

— Я, кажется, перебрал вчера, — сказал он вместо приветствия тоном, как ни в чем не бывало.

Таис отвернулась. Первым делом он принял зелье от головной боли, причем не стал терять время на заварку, а разжевал и запил водой. «Сколько ты за свою жизнь сжевал этой травы? Поболее иного коня!» — ехидно подумала про себя Таис. Потом Александр умылся, почислил зубы, протянул ей щетку и постучал пальцем по полупустой емкости в умывальнике. Таис, с зубной щеткой во рту, неохотно принесла воды. Александр занялся бритьем, а Таис умылась, все так же демонстративно не глядя в его сторону и коварно желая ему порезаться.

— Полей мне на шею. — Александр наклонился над тазом.

Таис полила. Смотрела, как намокают концы его кудрявых волос, потом медленно вылила всю воду прямо на его голову и спину. Александр застыл на мгновение, потом, медленно разгибаясь, выплеснул всю воду из нижнего таза на Таис. Мокрые, они смотрели друг на друга, пока Таис, завизжав, не выбежала из шатра. Геро выглянула из своей палатки, привлеченная ее визгом: Александр гонялся за Таис по двору, как Аполлон за Дафной, поймал, взвалил себе на плечо. «Пусти, пусти, больно, больно», — причитала Таис, уже смеясь. Он медленно опустил ее на землю, но Таис не торопилась отпускать его шею. Так, прижимаясь мокрыми телами, они простояли какое-то время, пока Александр не подхватил ее на руки и не унес в шатер. Когда они закончили свое странное противоборство — выяснение отношений в постели, Александр заметил: «Мы проснулись с тобой одновременно», и Таис поняла, что это — ее Александр, которого она знает и любит, а другого Александра просто нет.