Александр Великий. Мечта о братстве народов

Когда в середине октября македоняне и греки появились перед Вавилоном, прежний блеск этого города с миллионным населением был уже утрачен, укрепления разбиты, знаменитая башня лежала в развалинах, в храмах бога Мардука ютились нищие и бродячие собаки. Это Ксеркс, вернувшись из Греции, бесчинствовал здесь в бессильной злобе после своего поражения. Однако Вавилон все же выглядел весьма внушительно, ибо вызвал у солдат Александра безграничное изумление: такого города никто из них еще не видел. Они пришли из Гавгамел, спешно покидая равнину, где горы трупов (которых было десятки тысяч), разлагаясь на жаре, наполняли воздух смердящими испарениями и угрожали инфекционными болезнями. Они пересекли страну, где илистые плодородные почвы, даже если их и не обрабатывать, принесли бы урожай в несколько раз выше, чем убогие поля Греции.

Ворота Вавилона были закрыты, на зубцах крепостной стены показались воины. Птолемей с явным удовольствием построил солдат в боевой порядок и ждал действий противоположной стороны. Но вот открылась одна створка, потом — вторая, вышли украшенные цветами солдаты, высшие чиновные и военные лица, жрецы, одетые в белые одежды, женщины и дети; всю эту праздничную процессию сопровождал хор. Впереди шел сатрап Мазей, который в битве при Гавгамелах был одним из самых храбрых воинов. Он преклонил колени и в подтверждение своего повиновения указал на четверых сыновей, поступивших так же. Александр поднял его, облегченно вздохнув при мысли о том, что не придется осаждать Вавилон, чего он опасался. Возможно, сыграло роль то обстоятельство, что он когда-то проявил уважение к титулу и достоинству правителя Сард. И Мазей, в свою очередь, думал о том, что больше уже ничем не обязан своему дважды бежавшему с поля боя господину.

Царь передал поводья пажу, потому что только завоеватели имели обыкновение въезжать в город верхом на коне. Стоя на захваченной в сражении при Иссе колеснице Великого царя, он ехал по дороге шириной двадцать три метра, предназначенной для торжественных процессий; и эта дорога, и семиметровые стены по обеим сторонам напоминали ущелье. Стены были украшены цветными рельефами с изображением ста двадцати львов, а с ворот богини Иштар, за которыми открывался путь через город вверх, к царскому дворцу, грозно смотрели драконокрылые чудовища.

Торжественный въезд в этот город всемирно известных чудес в облаке фимиама, поднимавшегося над серебряными алтарями, под восторженные крики народа, который привычно обращался к «Восходящему солнцу», вероятно, даже для Александра был одним из звездных часов его жизни. Известно, что рядом с римскими цезарями во время их триумфальных въездов в покоренные города стоял раб, который должен был шептать: «Помни, что ты смертен. Помни, что ты смертен…». Опасности, что Александр забыл об этом и дерзкой заносчивостью (наглая заносчивость считалась самым большим человеческим заблуждением) вызвал гнев богов, не было. Пока еще не было…

В противоположность персам, которые после завоевания этого города поступили весьма неразумно, не почтив чужую религию, он повелел жрецам показать, как приносится жертва великому Мардуку. Он пообещал восстановить разрушенные священные башни, хорошо зная, что именно жрецы были «истинными владыками Вавилона», без которых его собственная власть могла лишиться опоры. Он также приказал позаботиться об очистке территории храма от мусора, и 10.000 человек трудились в последующие два месяца, не разгибая спин, вооружившись лопатами, корзинами и тележками, и казначей Гарпал, скрипя зубами, выдал 600.000 поденных выплат. Впрочем, у него не было никаких оснований для жадности. Его царь за одну ночь сказочно разбогател и должен был вскоре стать самым блистательным правителем мира. Помимо рабов и рабынь, поместий, конюшен, где разводили лошадей, амбаров, тысяч голов скота, произведений искусства из драгоценных металлов и камней, серебряной посуды, слоновой кости, черепаховых панцирей, эмалей, фарфора, шелков, пурпура, страусиных перьев, шкур пантер, ковров, древесины ценных пород, пряностей, благовоний, слонов, львов, тигров он завладел сокровищницей Дария. Здесь длинными рядами стояли амфоры с расплавленным золотом, сундуки с сапфирами, изумрудами, рубинами, алмазами и жемчугом — этим несметным, невообразимым для македонских крестьян и пастухов богатством, которое восточные Великие Лари в течение веков наследовали, добывали грабежом, вымогательством, захватывали в сражениях. Вместе с золотыми запасами в Сузах и Персеполе стоимость только этих ценностей составила 4,5–5 миллиардов немецких марок.

Гарпалу было поручено чеканить монеты из золота. Подсчитывая его количество, он составлял длиннейшие списки, и бывали дни, когда вид этого безбрежного золотого моря лишал его самообладания, и казначей в порыве жадности и отчаяния чуть ли не рвал на себе волосы: «Куда столько, куда, куда, куда…»