Аминта, отличившийся при Гранике, под Галикарнасом и при Иссе, мог быть свидетелем духовного торжества своего царя на двадцатый день после выхода из Вавилона: Александр сел на трон Дария в Сузах. Это был следующий символический акт после броска копья на азиатском берегу Геллеспонта: «завоеванная копьем» земля теперь находилась под его властью. «Город лилий» в разное время являлся резиденцией знаменитых правителей из династии Ахеменидов: Кира Великого, Камбиза, Дария II, Ксеркса. Три наиболее известные царские дороги соединяли его с важнейшими центрами, среди них — дорога на Сарды с ее 121 постоялым двором для отдыха. Здесь на протяжении столетий появлялись делегации греческих городов-государств, чтобы просить Великого царя о поддержке, при этом защищая или предавая интересы собственной страны, заключались союзы, выторговывался мир, развязывались и заканчивались войны. И постоянно искали убежища высланные с родины; среди них были такие известные люди, как царь Демарат, которого изгнали спартанцы; Фемистокл, победитель морского сражения у Саламина, которого афиняне выслали из своего города; Павсаний, один из победителей под Платеями; Алкивиад, которого воспитывал Перикл, а обучал Сократ; Пелопид, возглавлявший «священный отряд» в битве при Левктрах.
То, что их царь восседал на троне, где когда-то сидел Ксеркс, разрушитель Греции, особенно растрогало греков из окружения Александра: отныне никто не имел права сказать, что действительно жил, если не пережил такого! И они даже оплакали тех, кто покинул этот мир, странствовал в Элизиуме и потому не мог видеть, как Дарий, один из династии Ахеменидов, которая присвоила себе право повелевать людьми на бескрайнем пространстве от восхода и до заката солнца, больше не боролся за господство над другими, а лишь пытался сохранить собственную жизнь. Более поздним поколениям все это покажется сказкой.
О том, как когда-то жили в Сузах, в Ветхом Завете повествует отдельная глава. Мы приводим ее текст в более позднем изложении Мартина Лютера: «Во время Агасфера (Ксеркса), который был царем над ста двадцатью семью странами от Индии до Мавритании и сидел здесь на своем царском престоле во дворце в Сузах, на третьем году своего царствования устроил он званый пир для всех своих князей и слуг, для могущественной знати Персии и Мидии, для наместников и правителей его земель и мог показать великолепное богатство своего царства и свою великолепную роскошь — и все это длилось много дней, а именно: сто восемьдесят. А когда кончились эти дни, то царь устроил пир для всех, кто находился в Сузах, для великих и простых людей, и они пировали семь дней на садовом дворе у царского дворца. Скамьи были из золота и серебра, и стояли они на дорожках, мощеных зеленым, белым, желтым и черным мрамором. И питье подавали в золотых сосудах, каждый раз новых, — и не кончалось царское вино. И никто никого не принуждал, потому что всем управляющим в своем доме царь приказал: пусть каждый делает то, что ему нравится».
Однако праздничное настроение во дворце Дария все же было испорчено: Александр оказался недостаточно высокого роста, чтобы достать ногами до скамеечки из слоновой кости, которая находилась у подножия трона. Филота, не долго думая, взял один из отделанных глазурью обеденных столов и подвинул царю под ноги. После этого один из слуг Дария залился слезами. «Мне больно, — сказал он, — видеть твои туфли там, где стояли чаши и блюда моего господина, когда я подавал ему на стол».
Что касалось стоимости золота и серебра, оказавшихся в сокровищницах, то Сузы даже превосходили Вавилон. Кто не верил рассказам о том, что Дарий под скамеечкой для ног и под подушкой хранил миллионы, мог убедиться в обратном. Пресловутые «подушка» и «скамейка» представляли собой два сундука высотой в человеческий рост, один из которых располагался над роскошным царским ложем, другой — под ним; оба до краев были наполнены золотыми монетами. Спальные покои также украшал сказочный платан — символ вечного богатства; ствол, листья и плоды были выполнены из золота, как и виноградная лоза с гроздьями из рубинов. Гарпал быстро подсчитал, что только стоимость золота, из которого изготовлен платан, составляла 25–28 миллионов драхм (в немецких марках — в четыре раза больше), а ведь при этом не учитывалась художественная ценность шедевра. Пердикка задумчиво произнес, что в ремесленном искусстве варвары, пожалуй, превосходят греков. Леоннат стал восхищаться изяществом и необычайным сходством с «живыми» растениями. Певкест сказал, что хотя эти люди и не говорят по-гречески, их культура, несомненно, более древняя.