Александр Великий. Мечта о братстве народов

Его царь знал, на что расходовать деньги. Каждый конник получил 550 драхм (одна драхма — это примерно четыре немецкие марки), каждый тяжелый пехотинец — 190, каждый всадник союзных греческих государств — 460, каждый наемник — двойное месячное жалование; вознаграждение командиров было соответственно выше, военачальников — еще выше, и львиная доля досталась тем немногим приближенным, которые уже известны нам как «великие сподвижники». Аристотелю также была выделена значительная сумма на проведение научных исследований. Александр не забыл и свою мать, приказав послать ей покрывало из страусиных перьев, тигровую шкуру и пурпур. Города, оказавшие особо упорное сопротивление во время нашествия Ксеркса, получили, спустя полтора столетия, значительные суммы. Жители Кротона, что на Сицилии, очень удивились подобной щедрости, ведь большинство из них уже давно забыло о том, что один из их сограждан перед битвой у острова Саламин на собственные средства снарядил корабль. Но царь помнил об этом, ведь он хотел остаться верным своей роли мстителя за опустошение Греции в персидских войнах. Когда он обнаружил в Сузах бронзовые статуи народных героев Гармодия и Аристогитона, он тотчас же велел вернуть их в Афины. (Цоколь, на котором они были там снова установлены, несколько лет назад был обнаружен недалеко от Акрополя.)

Провозглашенный вавилонянами «властителем четырех стран света», он устроил резиденцию в старом дворце Навуходоносора, в лабиринте из шестисот комнат, из которых ни одна не имела окон. Тем не менее солнце настолько раскаляло кирпичную постройку, что ночью спали на матрасах из козьих шкур, наполненных прохладной родниковой водой. (Эта «водная кровать», изобретенная в древности, а потом позабытая, в наши дни появилась в продаже как модное новшество.) Своим воинам он предоставил почти пять недель отдыха, чтобы залечить раны, избавиться от недугов — больных было больше, чем раненых, — и, не в последнюю очередь, насладиться жизнью.

Ибо Вавилон был городом греха. Летописцы выражали возмущение этой безнравственностью, чего не разделяли солдаты. Для них оказаться в подобных условиях было равносильно попаданию в рай. Еще во времена европейского Средневековья об этом не могли говорить спокойно. В книге Вальтера фон Шатильона об Александре Македонском[12]

, которая была настолько популярна, что служила даже в качестве учебного пособия, написано: «…ибо нет там ничего более дурного, чем моральное разложение, чем служение продажному злу грязной любви, лишь только реки выпитого вина омрачат разум; а когда за ужасный позор предлагают еще и деньги, то тогда не только муж заставляет жену, но и родители заставляют детей продаться гостям на удовольствие. Такова роскошь Вавилона, в таком праздном времяпрепровождении пребывал царь, словно пленник, тридцать и четыре дня. И его войско, предназначенное для того, чтобы усмирять государства, тоже оказалось бы совершенно бессильным, если бы, разомлевшее после ленивого обеда, захотело пойти в атаку на стремительного врага».

Добыча

Вальтер фон Шатильон утверждал вышесказанное не без оснований, ибо все его источники единодушно сообщали о том, насколько низки были в армии дисциплина и послушание. Александр действовал быстро. Он снова назначил сатрапом Мазея, дал ему в помощники одного из братьев Пармениона с семьюстами македонскими ветеранами и тремястами наемниками, еще одного земляка оставил в качестве сборщика налогов и покинул город, двинувшись к Сузам. И Аристандр, который предсказал многое, а делал вид, что знает еще больше, не предвидел только одного: что его повелитель умрет в Вавилоне…

Уже на марше царь начал наводить порядок в войсках. Он увеличил протяженность переходов с 25 до 30 километров в день, объявлял по ночам тревогу, выгонял воинов из их кожаных палаток и делал осмотр оружия. Он не щадил и себя: то и дело спешивался, пробегал в высоком, темпе два-три стадия, снова вскакивал на коня, тренировался в стрельбе из лука, в метании копья; когда же он ехал в колеснице и рельеф местности позволял, Александр читал или диктовал писарям, как это позже делал Цезарь.

Он писал письмо Аристотелю с описанием превосходной системы счисления, которой пользовались вавилоняне, и глубоких астрономических познаний их жрецов. Он был поражен этой древней культурой, представителями различных наций, которые хранили эту культуру и жили в мире и дружбе друг с другом. Когда он думал о македонянах, фессалийцах, ионийцах, фракийцах, пэонах, агрианах в своем войске, о том, как невелико их число и как огромна империя, которую он хотел завоевать, то к нему всегда приходила одна и та же мысль: об объединении народов.