Нужно ли, можно ли ему верить? Македонянам не остается ничего другого, если они хотят искупить тот позор, который испытали возле Персидских ворот. Александр снабжает своих лучших воинов трехдневным запасом провианта, приказывает день и ночь поддерживать в лагере сторожевой костер, чтобы сбить противника с толку, затем ночью отправляется в путь в уверенности, что доберется до 2250-метрового хребта Болсору. При ледяном восточном ветре с колючим снегом они, спотыкаясь, пробирались через подлесок, ползли вдоль крутых выступов, пока буквально не свалились в ущелье, которое было похоже на гигантскую ловушку. Неужели ликиец их предал? Некоторые хотели вцепиться ему в горло, но вот скалы расступаются возле водопада, и после двух дней и ночей солдаты стоят на гребне и видят вражеские форпосты. Александр чувствует такое облегчение, что вопреки всем правилам и условностям обнимает пастуха.
Звучит согласованный с Птолемеем сигнал трубы. Теперь македоняне наступают сверху и снизу, из долины. Неожиданность и быстрота, несомненный полководческий дар Александра снова играют решающую роль: когда персы увидели, что неприятель зашел к ним в тыл, началась паника. Ариобарзану с несколькими сотнями всадников удается прорваться к Персеполю. Однако отцы города закрыли перед сатрапом ворота. Они уже знали о победе Александра, и им показалось, что разумнее иметь дело с победителем, а не с побежденным. И здесь предательство было лишь вопросом времени.
Победитель не замедлил явиться и был беспрепятственно пропущен в город. То, что произошло в следующие недели, заставило правителей Персеполя усомниться в том, правильно ли они поступили, закрыв ворота перед Ариобарзаном, потому что оборона города, вероятно, имела бы менее катастрофические последствия, чем его сдача.
Двигаясь со стороны гор, Александр пересек цветущую равнину Марв-и-Дешт, и в сиянии восходящего солнца его взору предстала огромная, укрепленная двойным кольцом стены терраса, скальная платформа, на которой возвышались дворцы, своим великолепием превосходившие все, что он видел в Вавилоне и Сузах, затмившие даже Акрополь, который он однажды посетил. Уходящие в небо колонны, яркий блеск красок, величественность сооружения — все это заставило его замереть.
Впечатление могущества усилилось, когда он в тот же день поднялся по двухпролетной монументальной лестнице… на коне: сто ступеней были расположены таким образом, что всадник мог удобно по ним передвигаться. Он передал Буцефала конюху, прошел через ворота Всех стран с их крылатыми чудовищами и капителями в виде быков, пересек широкую площадь и остановился перед настоящим архитектурным чудом — тронным залом, называемым Ападана. Лестницы и стены были украшены рельефными фризами с изображением «бессмертных» (царских телохранителей) и сцен борьбы между львом, символом бога солнца, и быком, который воплощал силы тьмы. Один раз в году (так сообщили Александру) в Персеполь приходили посланцы всех подчиненных народов — их было двадцать три — и платили властителю дань.
На главном рельефе все они были легко узнаваемы, изображенные в своей национальной одежде и с тем, что принесли или привели: парфяне с верблюдом, египтяне со своими быками, скифы в остроконечных шапках с — конями, эфиопы — со слоновыми бивнями и жирафом, индийцы — корзинами на плечах, лидийцы — с пурпурным материалом, ассирийцы — с зубрами, сомалийцы с баранами, арахозийцы — с серебряными чашами, арабы — с благовониями. Вдруг послышались громкие возгласы удивления: македоняне узнали на фризе… себя в полном боевом вооружении, переданном во всех подробностях. В веренице данников были также и греки: они несли шерсть.
Между тем бематисты шагами измерили Ападану, периметр которой равнялся 112 метрам (согласно современной метрической системе). Они насчитали 72 колонны высотой 18 метров каждая, которые держали перекрытия из кедровых балок. Соседний дворец Дария представлял собой в плане квадрат 45 на 45 метров и был украшен 100 колоннами. Весь ансамбль с тронным залом, дворцом Дария, дворцом Ксеркса, Стоколонным залом, трипилоном, святилищем, сокровищницей, жилым помещением для служителей, дворцовой кухней, библиотекой, гаремом, конюшней и казармами был «вписан» в квадрат со стороной, равной 400 метрам. Считал ли Александр увиденное прекрасным с точки зрения греческих канонов: благородным в пропорциях, гармоничным по композиции, эстетически совершенным? Или все это было для него лишь помпезным, гигантским, монументальным сооружением? Этот македонянин обладал утонченным пониманием искусства. Его симпатии в первую очередь принадлежали храму Артемиды в Эфесе, храму Афины в Приене (который он открывал), Парфенону, храму Зевса в Олимпии.