Александрия. Тайны затерянного города

В XVI веке император Бабур сидел в садах Кабула – там, где спустя столетия станет коротать вечера Массон, – и слушал Фирдоуси. Бабур высоко ценил его «Шахнаме», не расставался с книгой всю взрослую жизнь, от времени в изгнании до дней величия, и завещал ее вместе с сокровищами своему наследнику[355]. В XIX веке Александр версии Фирдоуси повсюду присутствовал в Индии и в Афганистане. Ранджит Сингх заказал новое роскошное издание «Шахнаме» для себя и для придворных[356]. У писцов Кашмира было два бестселлера. «Они переписывают Коран, “Шахнаме” и совсем мало других книг, на которые есть какой-то спрос. Лучшие из них получают одну рупию за тысячу двустиший “Шахнаме”»

[357].

С точки зрения исламских авторов, Александр Македонский стремился не завоевать мир, а понять его. Им двигали не алчность и кровожадность, его гнала вперед неутолимая любознательность. В его мире были не только сражения, союзы, браки и кровожадные кличи армии победителей. Он был исполнен несравненных свойств, волшебства, чудес, был неустрашимым путешественником в недосягаемые края. Александр был великим первопроходцем. Он шел все дальше и видел более диковинные вещи, чем кто-либо до него.

Главное в этом Александре – ум, а не сила[358]

. Он мог решить любую головоломку. Каждый день он изобретал что-нибудь новое (раскаленные статуи! дрессированные мыши! автоматы!). Однажды Александр даже придумал способ исследовать самое недосягаемое место на земле – подводный мир. Вынырнув из глубин, он поведал о своих приключениях:

Я сделал железную клетку и поставил внутрь огромный стеклянный кувшин в два фута шириной. Повелел проделать в днище кувшина дыру, чтобы туда пролезала голова человека. У меня был план: погрузиться и самому увидеть, что есть на дне морском… Повелел сделать толстую цепь длиной почти две тысячи футов, приделал ее конец к клетке и приказал своим людям не вытягивать меня, пока цепь не начнет дрожать.

«Опустившись на дно морское, – сказал я им, – я качну кувшин. Тогда и тащите меня на поверхность».

Все было готово. Я залез в стеклянный кувшин, готовый испробовать невозможное[359].

Сегодня в высоких сумрачных галереях Индийского музея в Калькутте пылятся в темных деревянных витринах окаменелости и динозавры, смотрят из-под стекла мумии, прячутся в полутьме кувшины, полные невесть чего. Этот музей – одна из величайших и причудливейших сокровищниц мира, викторианская фантазия с зелеными лужайками, колоннадами и моллюсками, которую полощут муссонные ливни. Александру Македонскому версии Фирдоуси здесь отведено почетное место: на множестве живописных картин времен Моголов запечатлено в золотых, изумрудных и синих тонах восхищение Александра перед многообразием мира. То у него на глазах изобретают зеркала, то он присутствует при дебатах индийских философов.

Но у Фирдоуси неутолимая жажда знаний постепенно губит Александра. Его маниакальное стремление разгадать все тайны, отыскать все утраченные сокровища и увидеть каждый уголок мира не может быть утолено. В древнегреческом языке для одержимости этого рода есть специальное слово – Πόθος, «потос». Оно обозначает сильнейшее вожделение, разрывающее сердце. Желание невозможного. Чтобы понять Александра Македонского, надо понять его потос: то, что раз за разом подталкивало его к невероятным шагам, то, что заставляло его идти за своей мечтой на край света и даже дальше.

Для греков потос был не просто одержимостью, а тем, что неизбежно заводит слишком далеко: одновременно желанием, вожделением и сожалением. У Фирдоуси Александр в конце концов понимает, что он всего лишь человек: его мечтам нет конца, но его силы и его время конечны.

* * *

30 апреля 1834 года мир обратил наконец внимание на искания Чарльза Массона.