Ничего не ответив, я судорожно чиркнул спичкой и, подняв руку с дрожащим огоньком, подошел к Люциусу. Пока я пытался понять, что же у него в руках, Сара коротко вскрикнула и, прижав ладонь ко рту, отшатнулась от детектива.
Люциус держал огромную стеклянную банку. Она была доверху заполнена мутной жидкостью, скорее всего — формальдегидом.
А в жидкости плавали человеческие глаза. У некоторых сохранились остатки зрительных нервов, другие были идеально круглыми; одни свежие и яркие, другие — мутно-белесые, они пролежали в растворе давно; голубые, карие, серые, зеленые… Но самое страшное было отнюдь не в их состоянии и не в возрасте. Теперь я понял, что так напугало Маркуса. Их количество. В банке плавало не десять глаз, принадлежавших пяти умерщвленным мальчикам, и даже не четырнадцать, если прибавить к ним убитых детей семьи Цвейг — там находились десятки глаз,
Мой взгляд вновь скользнул назад к шкатулке, найденной Сарой. Я вернулся к столу и медленно открыл ее. Запах разложения, шедший из-под крышки, оказался не столь сильным, как я предполагал, тем самым позволив мне исследовать загадочное содержимое коробки. Но что это было, я так и не понял. Небольшой красно-черный кусок, на ощупь — словно иссохшая резина.
— Люциус? — мягко обратился я к детективу, протягивая ему шкатулку.
Водрузив банку с глазами на стол, тот принял ее у меня и поднес ближе к свету. Наш проводник тоже успел подойти к столу и теперь с любопытством таращился через плечо Люциуса.
— Так это ж дерьмо, нет? — брякнул он вдруг. — Не, ну точно дерьмо — воняет один в один.
— Нет, — ровным голосом ответил Люциус, не отводя глаз от шкатулки. — По-моему, перед нами высушенные останки человеческого сердца.
Этого хватило даже для громилы с Пяти Углов: человек с дубинкой развернулся и бросился вон из комнаты с выражением неподдельного ужаса на лице.
— Да кто же вы, черт вас дери? — хрипло выдохнул по пути он. Я не отрывал взгляда от Люциуса.
— Сердце? Случайно не парнишки Ломанна? — Детектив покачал головой:
— Слишком старое. Оно здесь пролежало долго. И выглядит так, словно его даже покрыли чем-то вроде лака.
Я взглянул на Сару — она стояла, обхватив себя руками, и тяжело дышала. Дотронувшись до ее плеча, я спросил:
— Ты как?
Она коротко кивнула:
— Да. Все нормально.
Я повернулся к Маркусу:
— А вы?
— Вроде ничего. Будет лучше.
— Люциус… — Я поманил его рукой. — Кому-то придется проверить печку. Справитесь?
Он утвердительно потряс головой. Ничто сейчас не напоминало о беспокойстве, одолевавшем детектив-сержанта на улице, — сейчас Люциус прекрасно владел ситуацией.
— Будьте добры спичку, — сказал он мне. Я протянул коробок. Замерев, мы смотрели, как он приближается к закопченному куску железа, стоявшему у перегородки. Рядом валялось несколько поленьев, а на самой печи стояла жирная сковорода. На ней явно кто-то готовил. Люциус сделал глубокий вдох и потянул на себя печную дверцу. Когда он засунул внутрь руку с горящей спичкой, я закрыл глаза и успел досчитать до пятнадцати, прежде чем услышал лязг железа — Люциус закрыл дверцу.
— Ничего, — объявил он. — Капли жира, обгорелая картофелина — всё.
Я шумно выдохнул и похлопал Маркуса по плечу:
— Что вы можете сказать об этом? — спросил я, показывая на странную карту Манхэттена.
Маркус присмотрелся.
— Манхэттен, — быстро произнес он. Пару секунд помолчал и добавил: — Похоже на топографическую карту. — Он потрогал пальцем гвозди, которыми она была прибита к стене, затем осторожно выдернул один и отогнул угол. — Штукатурка не успела выцвести. Я бы сказал, что она висит здесь недавно.
Тем временем Люциус присоединился к нам, и мы встали тесным полукругом, стараясь не смотреть на стол со шкатулкой и банкой.
— Там больше ничего не было? — спросил я братьев.
— Это все, — ответил Маркус. — Ни одежды, ничего. Я бы решил, что он ушел.
— Ушел? — эхом откликнулась Сара. Маркус расстроенно кивнул:
— Как будто знал, что мы рядом. И совсем непохоже, чтобы он собирался вернуться.
— Но почему, — спросила Сара, — он не забрал с собой это… эти
В ответ Маркус лишь покачал головой:
— Может, ему вообще не пришло в голову, что это улики. Может, спешил. А может…
— А может, — продолжил я, озвучив то, о чем мы подумали одновременно, — он хотел, чтобы мы это нашли.
Пока мы стояли и переваривали эту мысль, я заметил, что наш проводник, все это время простоявший у выхода, упорно тянет шею, стараясь понять, что находится в банке. Сделав шаг в сторону, я на всякий случай загородил ее телом. Люциус в этот момент произнес:
— Может быть, и так, но все равно придется установить наблюдение за этим местом, если он решит вернуться. Надо сообщить комиссару, чтобы выслал сюда людей, поскольку — я уже говорил — теперь мы можем это расценивать как дело о предумышленном убийстве.