All Flesh is Grass

— Я с ним не говорила. Не было случая поговорить с глазу на глаз. А при всех я не могла его спросить. Но я знаю, он тоже замешан в эту историю. Это опасно, Брэд?

— Не думаю. Оттуда, из того мира  — уж не знаю, в каком месте и в каком времени он находится,  — опасность не грозит. Сейчас пока опасен не чужой мир. Вся опасность в нас самих. Мы должны что-то решить  — и решить, как надо, без ошибки.

“How can we tell,” she “asked, “what is the right decision? We have no precedent.”

And that was it, of course, I thought. There was no way in which a decision—any decision—could be justified.

There was a shouting from outside and I moved closer to the window to see farther up the street. Striding down the centre of it came Hiram Martin and in one hand he carried a cordless telephone.

— Откуда нам знать, какое решение правильное?  — возразила Нэнси.  — Ведь прежде ничего подобного не случалось.

В том-то и беда, подумал я. Как ни крути, что ни решай, подкрепить решение нечем, опереться не на что.

С улицы донесся какой-то крик, и я придвинулся к окну, чтоб было дальше видно. По середине мостовой шагал Хайрам Мартин, в руке у него был телефон без диска.

Nancy caught sight of him and said,

“He's bringing back our phone. Funny, I never thought he would.”

It was Hiram shouting and he was shouting in a chant, a deliberate, mocking chant.

“All right, come out and get your phone. Come on out and get your God damn phone.”

Нэнси тоже его заметила.

— Он все-таки возвращает тебе телефон. Забавно, вот не думала...

Это Хайрам и кричал, даже не кричал, а пел  — громко, насмешливо, с вызовом:

— Вылезай, чертов гад! Получай свой телефон!

Nancy caught her breath and I brushed past her to the door. I jerked it open and stepped out on the porch.

Hiram reached the gate and he quit his chanting. The two of us stood there, watching one another. The crowd was getting noisy and surging closer.

Then Hiram raised his arm, with the phone held above his head.

Нэнси тихонько ахнула. Я кинулся к двери, рывком распахнул ее и вышел на крыльцо.

Хайрам был уже у ворот, он больше не пел. Минуту мы стояли и смотрели друг на друга. Толпа зашумела, придвинулась ближе. Хайрам поднял аппарат высоко над головой.

“All right,” he yelled, “here's your phone, you dirty...”

Whatever else he said was drowned out by the howling of the crowd.

— На, держи!  — заорал он.  — Получай свой телефон, ты, гнусный...

Что он там еще орал, я не расслышал  — толпа взревела, заулюлюкала.

Then Hiram threw the phone. It was an unhandy thing to throw and the throw was not too good. The receiver flew out to one side, with its trailing cord looping in the air behind it. When the cord jerked taut, the flying phone skidded out of its trajectory and came crashing to the concrete walk, falling about halfway between the gate and porch. Pieces of shattered plastic sprayed across the lawn.

Scarcely aware that I was doing it, acting not by any thought or consideration, but on pure emotion, I came down off the porch and headed for the gate. Hiram backed away to give me room and I came charging through the gate and stood facing him.

Хайрам запустил в меня аппаратом. Это не мяч и не палка, бросать его несподручно, и бросок вышел неудачный. Трубка на длинном проводе отлетела в сторону. Провод взвился дугой, потом натянулся, траектория аппарата переломилась, и он грохнулся на асфальтовую дорожку на полпути между калиткой и верандой. Во все стороны брызнули осколки пластмассы.

Не раздумывая и не рассчитывая, не помня себя от бешенства, я сбежал с крыльца и ринулся к калитке. Хайрам чуть попятился, я выскочил на улицу и остановился перед ним.

I'd had enough of Hiram Martin. I was filled up to here with him. He'd been in my hair for the last two days and I was sick to death of him. There was just one thought—to tear the man apart, to pound him to a pulp, to make certain he'd never sneer at me again, never mock me, never try again to bully me by the sole virtue of sheer size.

I was back in the days of childhood—seeing through the stubborn and red-shot veil of hatred that I had known then, hating this man I knew would lick me, as he had many times before, but ready, willing, anxious to inflict whatever hurt I could while he was licking me.

Хватит с меня Хайрама Мартина. Я сыт им по горло. Вот уже два дня он въедается мне в печенки, баста, надоело! Ох, переломать бы ему ребра, живого места не оставить! Чтоб вовек больше не измывался надо мной! Ведь только тем и берет, наглая скотина, что вымахал с телеграфный столб и кулачищи у него точно кувалды!

Как когда-то в детстве, багровая пелена упрямой ненависти застлала мне глаза. Я смотрел сквозь нее на Хайрама  — конечно же, он отдубасит меня, как не раз дубасил в школьные годы... все равно, пусть отведает моих кулаков, буду лупить его с восторгом, с наслаждением, изо всех сил!

Someone bawled,

“Give “em room!”