Полная слепота и неподвижность
P. S. После смерти Саши Алова Володя Наумов задумал снять о нем документальный фильм и пригласил меня поделиться своими воспоминаниями. Готовясь к съемке, я много думал о них и, как мне кажется, вывел правильную формулу, объясняющую если не все, то многое в своеобразии этого удивительного альянса, украшавшего наш кинематограф более тридцати лет. Думаю, секрет в их взаимодополняющей непохожести. Если Саша Алов — это, так сказать, МХАТ, то Володя Наумов — это вахтанговская школа. Но вместе они создали в нашем отечественном кинематографе свою «аловско-наумовскую школу».
Мои друзья Алов и Наумов
Впервые я их увидел в начале 1957-го, когда они привезли в Ленинград «Павла Корчагина». Я был в этом прекрасном городе в связи с одним моим сценарием и, узнав об их приезде, пошел вечером посмотреть фильм, о котором много тогда говорили; тут-то мы и познакомились. Выяснилось к тому же, что живем мы в одной гостинице, и с просмотра (прошедшего, кстати, с большим успехом) домой пошли все вместе.
Леонид Зорин. Середина 1960-х
Смотреть на них было одно удовольствие: оба молодые, веселые, удачливые, оба полные замыслов и в той поре жизни, когда нет никаких сомнений, что все будет реализовано, хватило бы только времени, а, впрочем, времени предостаточно, и, кроме того, кто сказал, что люди смертны все до единого. В конце концов, есть исключение из каждого правила.
Помню, что легли мы в ту ночь поздно, говорили много и обо всем, особенно красноречив был Наумов. Алов предпочитал высказываться редко, да метко, и вообще их манера держать себя была контрастна: порывистый, фонтанирующий Наумов и безукоризненно корректный, основательный в каждом движении Алов, который как бы уравновешивал бурный, неистовый темперамент друга.
Такое впечатление они производили и во все последующие годы, но, когда мы сошлись поближе, я понял, что под сдержанностью Алова таятся страсти, а веселое буйство Наумова очень искусно скрывает переменчивость его настроений, — видел я его и сосредоточенно нахохлившимся, и уставшим, и ушедшим в себя.
Все это открылось позже, примерно спустя два года, когда они пришли ко мне и предложили работать вместе.
Я не очень понимал, зачем им нужен сценарист; только что на экраны вышел их «Ветер» — сценарий они написали без чьей-либо помощи, поэтому предложение поначалу вызывало у меня настороженность. Работать я привык в одиночку, хорошо знал, что два медведя в одной берлоге не уживутся, а уж целых три! Алов ответил на мои сомнения коротко:
— Я уверен, что это даст хорошие результаты.
А Наумов заговорил горячо и с необычайной убедительностью:
— Ты даже не представляешь, какое тебя ждет наслаждение. Дни и ночи ты будешь наслаждаться!
Владимир Наумов, Александр Алов, Леонид Зорин — друзья, соавторы, азартные футбольные болельщики и превосходные шахматисты. Болшево, 1964 год
Понятно, что устоять против такого соблазна было трудно. Но самое интересное было в том, что Наумов не обманул: работа над сценарием «Мир входящему» была сплошным наслаждением. Это не значит, что мы не спорили и не мучились, — споров и мук было вдоволь, но было в этом общении нечто упоительное, его точно пронизывал дух веселого соперничества, он подстегивал изобретательность и питал фантазию, каждый старался обратить другого в свою веру, и каждый в итоге становился богаче, чем был.
Я очень многому у них учился: взгляду на любой эпизод как на самостоятельную драму, пониманию роли изобразительной, пластической стороны в решении любой (пусть самой важной по смысловой нагрузке) сцены и неожиданного, поначалу ошарашивавшего своей странностью поворота, решительной неприязни ко всякого рода связкам, как правило, дежурным и приблизительным, необходимости высокой температуры происходящего события. А меня сильно грело, что они ясно понимали то, от чего многие режиссеры, сознательно или бессознательно, отмахивались: без настоящей литературы нет настоящего кино, роль диалога переоценить невозможно, синонимов не существует, и слово лишь тогда звучит в полную мощь, когда оно единственно, вот и не нужно жалеть усилий, чтобы отыскать это единственное слово.
«Мир входящему». Лидия Шапоренко (немка)
Алова и Наумова никогда не смущало обилие описательных кусков, вообще приближение сценария к повести. Я ни разу не слышал от них столь частого и привычного для меня вопроса: