Алов и Наумов

Знаю с папиных слов, что у начальства Наумов вызывал схожее с моим чувство опасения. Он легко входил в кабинеты, никого не боялся и мог себе «позволить»… «неуместные» выходки и шуточки. Типичный «ужасный ребенок», на которого сердиться нельзя, но и не сердиться тоже нельзя. Воспитан, интеллигентен, умеет «держать дистанцию». Но может оказаться слишком напористым, обидно остроумным, может перейти на личности — короче, «переступить» невидимую черту, отделяющую хозяина кабинета от просителя. Папа так не умел и очень гордился Наумовым. А Наумову многое сходило с рук, потому что рядом была «страховка» — положительный, основательный Алов. Вот как-то так они и дополняли друг друга.

В качестве иллюстрации «сюжет» с Владимиром Евтихиановичем Баскаковым, который в пору закрытия «Скверного анекдота» был первым заместителем председателя Госкино. Человек он был умный, образованный, кандидат искусствоведения, писатель, фронтовик, но очень вспыльчивый. И вот во время «решительного разговора» по поводу «Скверного анекдота», который проходил в его кабинете, он, распаляясь, дошел до эпизода с мухой, которую в конце фильма ловит Пселдонимов, а изловив, прихлопывает. Все вокруг думают, что это не муха, а сам Пселдонимов, «чиновник без чина».

— Это что еще за метафора? — грозно вопрошал Владимир Евтихианович. — Это на кого вы намекаете? Ведь вы кого-то имели в виду?

Наумов, проявив вышеупомянутую невоздержанность в острословии, тут же ему и ответил:

— Вас, Владимир Евтихианович. Вас.

Мол, чиновников, без чина, с чинами — неважно. Картину, как известно, закрыли. Прошло десять лет, я работала в НИИ теории и истории кино. Баскаков был директором, защитил докторскую. В разговоре с отцом я обмолвилась об этом, и он меня спросил, как называется диссертация. Говорю: «Леворадикальные тенденции в современном буржуазном кинематографе» или что-то в этом роде. Папа удовлетворенно хмыкнул и не без гордости за свою проницательность сказал: «Я всегда чувствовал, что в душе он левак». В тот раз и в других похожих ситуациях я убеждалась, что отец не таил зла на людей, которые «держали и не пущали», закрывали и уродовали их (и не только их!) фильмы. Он понимал, что это были люди-функции. Другое дело, что сам он никогда бы не оказался на их месте.

^{С отцом. Киев. 1954 год}

Ирония как воспитательный прием

Наумов был и есть великий пересмешник, мистификатор. Ирония отца была иной: мягкой и конструктивной. В детстве я ее не всегда могла оценить, но никогда не обижалась. Ирония была не обидной. Встречая меня после летней разлуки, папа, оглядывая тощего подростка с ног до головы, произносил, нарочито окая: «А ну-ка, сынку, поворотись-ка! Экой ты смешной!» Почему сынку? Почему смешной? Выдали мне «Тараса Бульбу», прочитала, все встало на место. Вообще, не читать в то время было невозможно. Надо было знать, откуда все эти с иронией произнесенные цитаты: «Гвозди бы делать из этих людей…», «Я князь-Григорию и вам фельдфебеля в Вольтеры дам», «Барон рассвирепел и впал в ничтожество», «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно…» — здесь обычно ставилось многоточие. Или: «Валя, Валентина, что с тобой теперь?..» — это, понятно, когда я заболевала.

Кроме того, дома читать было что. Папа собирал библиотеку, она сама собиралась. В 1963 году Алов и Наумов возглавили Объединение писателей и киноработников на «Мосфильме». С Объединением сотрудничали Айтматов, Бакланов, Бондарев, Полевой, Тендряков, Трифонов, Леонов, Катаев, Шатров, Зорин, Гребнев, так что книги в дом текли рекой. Появление новой книги часто сопровождалось так называемым «партийным заданием»: «Прочти, потом расскажешь». Так что выбор филфака был предопределен.

^{С отцом. Необъяснимо мало фотографий, где мы вместе… 1965 год}

Специально папа меня не воспитывал. Воспитательные монологи были прерогативой мамы. Как актрисе маме нужна была аудитория, поэтому воспитание обычно начиналось во время ужина, когда семья собиралась вместе. Профессиональная привычка к дублям подчас делала мамины монологи бесконечными. И вот однажды, выйдя на новый виток, мама заметила, как папа подмигивает мне с иронией и сочувствием. «Алов! — вскричала она. — Как тебе не стыдно? Сам ты дочь не воспитываешь!» «Воспитываю!» — не поднимая глаз от тарелки, ответил папа. «Как?» — мама аж задохнулась от негодования. «Своим примером», — скромно сообщил папа. Все развеселились, сценка удалась.

Тут надо понимать, что все эти диалоги произносились вроде бы серьезно, но в то же время были игрой. Мама как актриса разыгрывала этюд «Воспитание дочери», а папа как драматург и режиссер находил для финала неожиданный поворот.