Таково было моё впечатление от первой встречи с этим человеком.
Второй раз я увидел Адольфа Гитлера летом 1944 года, когда был приглашён в его ставку «Вольфсшанце», чтобы получить орден из его рук. Передо мной был почти старик… Впервые я видел его настолько близко – на расстоянии вытянутой руки. «Развалина», – подумал я тогда первым делом при взгляде на него. Представший передо мной человек был болен дрожательным параличом – и это только болезнь тела, одному Богу ведомо, чем больна его душа. А в том, что она тяжело больна, и давно, я не сомневаюсь.
Я пытался услышать его мысли – но не слышал ничего. Но это не было похоже на то, как я не слышу сенситивов. Другой сенситив для меня – стена молчания, а здесь была не стена, а пропасть. Именно тогда, в нём, я впервые увидел то самое НИЧТО, которое будет мучить меня спустя полгода. Оно выело душу этого человека, и уже давно. Я с большой долей уверенности могу сказать следующее: Гитлер никогда не смог бы победить, какой бы невиданной мощи оружие ни оказалось в его распоряжении. Он не смог бы победить не потому, что у него нет воли к победе – а потому, что у него нет воли к жизни. Воля к жизни в конечном счёте равнозначна любви к ней. Любви в нём нет. Одна лишь холодная пустота. Абсолютное (если пользоваться одним из его навязчивых, выдающих склонность к гигантомании, слов) ничто.
Откуда в нём это? Как оно зародилось? Что должно произойти с человеком, чтобы он превратился в такую бездну? Почему ему хватило воли возродить Германию – но не хватило воли вовремя остановиться, чтобы избежать катастрофы? Присутствия на одном выступлении и одной краткой встречи мне недостаточно, чтобы судить о человеке, чьё сознание для меня закрыто. Поэтому далее я не решаюсь ничего утверждать. Всё, что ниже, – лишь из области догадок.
Я, разумеется, читал его книгу «Моя борьба», тираж которой едва ли не превзошёл в Германии тираж Библии. По этому компилятивному, путаному труду с элементами явно приглаженной и приукрашенной – следовательно, во многом лживой – биографии сложно судить о его авторе. Остаётся смотреть сквозь частокол слов, в надежде разглядеть что-то за ними. И если мне и впрямь удалось различить там нечто, то сводится оно примерно к следующему.
«Я надеялся отвоевать у судьбы… – пишет Гитлер. – Я хотел стать чем-нибудь».
Здесь я могу сверяться со своим собственным опытом: я тоже хотел стать «чем-нибудь».