Алый закат в Лейкхерсте

Адаржа припарковался сбоку от входа в салун и, велев мне ждать, зашёл внутрь. Из соседней двери вышел старик в одежде из шкур мехом наружу, развернул складной стульчик и сел на него верхом. Снял с плеча сумку и длинное ружье, наверное, винчестер, уткнул прикладом в землю и опёрся на ствол. Видно было, что старик погрузился в свои мысли. Движения его были неторопливы, но без суеты и точны. Долгий век выказывал во владельце повадки охотника. Даже сейчас его поза выражала бдительность часового, умеющего быстро зарядить ружьё и разрядить его в цель, если вдруг появится опасность. Подбежали две собаки-лайки, опушённые густым рыжим мехом, с острыми треугольниками ушей, миролюбиво улеглись у ног хозяина.

Вскоре из салуна выбежал Адаржа, неся ворох одежды и тёплые сапожки:

— Одевайся, Радхара. Я купил тебе меховые штаны, полотняную и вязаную рубашки, колготки. Да, примерь унтайки, смотри, — какие расшитые! Я угадал с размером или обменять?

Я стала одеваться. Одежда, конечно, была грубой, но приятной телу. Обула сапожки; блаженное ощущение долгожданного тепла обволокло стопы:

— Да, Шарль, угадал. Спасибо, ещё бы горячего поесть, — моя обида забилась в конуру.

— Пойдём в салун, я заказал оленину в горшочках, лепёшки и грибной бульон.

— Надеюсь, не из мухоморов? — съязвила я, впрочем, согревшееся тело обласкало и притупило мой острый язык. «Месть — это блюдо, которое подают холодным», — вспомнила я заповедь антигероев из фильмов и замолчала.

Мы устроились за столиком вблизи камина, и буквально тут же молодой эвенкуйр принёс на широкой лопаточной кости горшочки и лепёшки, подал белые костяные ложки с резными ручками. Пьянящий аромат горячей еды заставил меня забыть о неприятностях и злоключениях дня. Адаржа тоже проголодался; работал ложкой, словно снегоуборочный комбайн:

— О-ля-ля! Уже несут грибной бульон. Первые капли с ложки плесни на дрова, чтобы задобрить ихнего Духа Огня. Здесь никому не положено нарушать обычаи эвенкуйров. Не забудь, ма шерочка! Я не хочу проблем из-за твоего упрямства.

— Ладно, поняла, — я окунула ложку в бульон и энергичным жестом стряхнула в камин. — Гори, гори ясно, чтобы не погасло!

Молодой и старый бармены одобрительно щёлкнули языками:

— Ай, хороша твоя полная луна, — похвалили они меня в глазах Адаржи. — Волвизора и газет у них не имелось, как я догадалась, да и прогресс эвенкуйры, кроме оружия, не жаловали, а потому не узнали.

В салуне имелась крохотная сцена с пологом, по-видимому, служившим театральным занавесом. Неожиданно зазвучала неизвестная мелодия, и из-за полога вышла плосколицая эвенкуйра. Юная артистка была наряжена в молочно-белую, шитую бисером и стеклярусом рубаху, длинная бахрома окаймляла рукава и подол. В руках она держала пищалку с тремя короткими струнами из китового уса. Сначала девушка изгибала руки волнами так, словно это были крылья, потом запела по-птичьи, имитируя крики чаек. Время от времени артистка играла на китовых струнах; басовито дребезжащий звук напоминал сход лавины с гор. Зрелище это захватывало, вовлекая многих гостей в ответное пение, у кого как получалось.

Адаржа, совершенно позабыв обо мне, сидел некоторое время неподвижным чурбаном, загипнотизированный магией самобытного фольклора:

— Она прекрасна, — восклицал ловелас. — Какие грациозные движения, гибкость и пластика! Сколько достоинства в этой полной луне!

Огонь в масляной лампе, висящей над нашим столом, дрожал от ритмичных движений артистки и её умелого вибрато, то низкого, то высокого. Бармен бросил в камин пучок пахучей травы. Дым вознёсся к потолку и вернулся вниз, неся благоухание летней тундры. Мой кавалер очнулся. И уже через мгновение он, словно эфиоп или зулус, отстукивал ритм каблуком, прихлопывал в ладоши и качал головой, вздрагивая всем телом на каждую ударную ноту. Я видела, как он, превращаясь в расплавленный жир, беззастенчиво пожирал юную эвенкуйру глазами.

Холодный червячок мести проснулся и защекотал и так издёрганные нервы. Чувство ревности въедливо науськивало меня спустить всех собак на «красного зверя». Так быть или не быть Адаржу изгоем? Гамлетовский вопрос встал в полный рост. Узнай люди истину, они ведь не простят. Полуголодные и дрожащие в подземельях от холода граждане скопом и поодиночке выйдут охотиться на виновника глобального похолодания. Секретные копии — мой козырь. «Дух Огня, неужели этот день никогда не закончится!? Где обещанная горячая ванна и мягкая постель»?

Танго. Фигура восьмая

Сольтадас — разрыв объятий

Двери салуна распахнулись и, громко цокая каблуками, вошла женщина лет тридцати пяти, крепкого телосложения, в овечьем полушубке и кожаных штанах, заправленных в высокие сапоги со шпорами. На груди её сверкал значок шерифа округа. Мелодия «китовых усов» оборвалась. Эвенкуйра бросила короткий взгляд на старшего бармена и мгновенно скрылась за пологом.