Алый закат в Лейкхерсте

— Спасибо, Егор. Воистину праздничный ужин, как в мирное время! — поблагодарил Петр Лукич, зачерпывая ложкой гороховый суп-пюре с морковью и бережно откусывая кулебяку. — Сто лет такого не едал!

— Ничего, вот врага одолеем, тогда всех голодных накормим. Устроим «пир на весь мир», как в сказках Пушкина! Верите?

— Верю, обязательно победим! За нами Москва и Ленинград, великая держава, поэтому во что бы то ни стало мы должны это сделать.

На следующий день вечером Петр Лукич Зимин самолично лицезрел, как на внеочередное заседание СВГК собрались все, кто мог оторваться от дел насущных, включая самого председателя, Сталина Иосифа Виссарионовича. С дипломатической точностью, прямо из Кремля, в кабинете начальника Генштаба Шапошникова, сверкая линзами очков, нарисовался Лаврентий Павлович Берия в отутюженном антрацитовом костюме, подтянутый и всегда уверенный в себе. Он негромко поздоровался со Сталиным и следом поприветствовал всю комиссию, поправил галстук и уселся на привычное (предусмотрительно никем не занятое) место.

Сначала долго и пространно говорил сам Климент Ефремович Ворошилов, предваряя вступление к докладу астронома из Пулковской обсерватории по теме «Зеркала Кедрова». Затем слово дали виновнику сборища, Петру Лукичу Зимину. Официальная комиссия замерла: «Неужто у нас появится небывалая возможность опережать гитлеровцев хотя бы на шаг?»

6

Делового партнёра графа Цеппелина конструктора Гуго Экнера считали создателем первой в мире авиакомпании, перевозящей грузы и пассажиров на дальние расстояния. Сам же пройдоха Экнер, сколотив кругленькую сумму, питал тайную слабость более к дирижаблям, нежели к самолётам. Ему казалось, что небесные корабли — как он называл их мысленно, — придают больше величия владеющей ими державе.

Когда к власти в Германии пришли национал-социалисты, Гуго Экнер пронырливо предложил услуги авиакомпании Адольфу Гитлеру, между делом склоняя диктатора к постройке дирижаблей абсолютно безопасного типа с двигателями на гелии.

Первые пышные обеды и приёмы партии национал-социалистов проходили невероятно помпезно в богатейшем берлинском ресторане для буржуа и высших бонз Третьего Рейха. По случаю празднования именин фюрера вот и сегодня в этом заведении собрался весь высший свет политических и коммерческих сил новой Германии. Гиммлер, Геринг, Борман, Шелленберг и другие не менее известные лица считали прямым долгом личное присутствие на банкете. Они были на виду у всех, широко улыбались прессе.

Менее заметные лица, как, например, министр вооружений Шпеер, фактически являющийся главой экономики Германии и бывший у политиков в фаворе, и весь его кабинет старались не привлекать внимание окружающих. Начальник технического отдела РСХА Альфред Науйокс, предложивший дезорганизацию экономики и денежной системы Великобритании Райнхарду Гейдриху с помощью фальшивых банкнот и сертификатов, и позже одобренную Гитлером, тоже не торопился попасть на первую полосу газет. Он, как амбарная крыса, избегал шумной компании, но, чувствуя необыкновенный подъём сил, подбирался к финансовому пирогу и готовился отхватить жирный кусок.

Берлин порадовал жителей и гостей погожим солнечным днём. «Это хороший знак», — отметил фюрер, слепо веривший в приметы. Диктатор кокетливо поправил косую чёлку и гордо окинул взглядом берлинцев. Во всём, и даже в мелочах, он склонен был видеть своё высшее предназначение. Он ехал по городу в машине с открытым верхом. По обочинам толпился народ — заранее поставленные лояльные граждане и гражданки, — приветствовали его букетами цветов и оживлёнными криками: «Да здравствует фюрер! Да здравствует Германия!»

«Мы умеем раздвигать границы немецкой земли», — отметил про себя диктатор.

— А что, Рудольф? — обратился он к спутнику. — Когда-то Берлин пребывал скромной столицей небольшого курфюршества Бранденбургского. Но мы весьма быстро объединились с Пруссией, а позже и с другими герцогствами, и создали великую Германскую империю. Берлин по праву стал ее столицей, не так ли?

— О, мой фюрер, хотя «быстрое» объединение и длилось всего-то каких-то пятьсот лет, но все равно это знак свыше, — меланхолично поддакнул фюреру Рудольф Гесс, его личный секретарь и заместитель по партии.

— Да! Знаки и символы — они повсюду. Моя миссия — моя борьба! — фюрер энергично вскинул ладонь, улыбаясь берлинцам налево и направо.

Если бы «миссионер» не слишком увлекался величием собственной персоны, то неизбежно заметил бы прыгающих мелких бесов в блестящих глазах личного секретаря, ловко прячущихся под нависшими бровями. Зная «мистичность» босса, Рудольф Гесс всячески поддерживал его в этом:

— Время великой экспансии стучится в сердце каждого немецкого патриота.

— Молодец! Правильные слова! Верю и надеюсь, что так оно и есть.