Не спали и штабисты. Одноэтажный домик в классическом стиле с портиком, постройки девятнадцатого века, скрытый за деревьями, не слишком привлекал чье-либо внимание ни с земли, ни с воздуха. Москва велика, всему миру известно, что правительство СССР обитает в Кремле за высокими стенами. Немецкие шпионы, чудом проникавшие в столицу, более приглядывались именно к Кремлю, наблюдая за охраной и за теми, кто входит и выходит, въезжает и выезжает из ворот на Красной площади. Маскировочные сетки укрывали крышу особняка так, чтобы сверху вражеский пилот не смог разобрать — дом виднеется под крылом самолёта или парковый лужок с подлеском. Но такое убежище, отвлекающее противника, могло быть только временной мерой.
— Иосиф Виссарионович, разрешите доложить? — постучал и тут же вошел в кабинет к Сталину начальник Генерального штаба маршал Шапошников.
Он вытянулся в струнку и приложил руку к козырьку. На добром русском лице маршала резко обозначились складки на лбу, след от постоянного недосыпа.
— Докладывайте, Борис Михайлович, — разрешил Сталин, оглядев собеседника. Как хороший руководитель, он неплохо владел физиогномикой и отметил про себя, что Шапошников много работает и не отдыхает почти.
— Вчера наши связисты успешно прокинули телефонный кабель и проверили пункт телеграфа. Аппаратура работает исправно. Кабинеты оборудованы, мебель расставлена, рабочая обстановка налажена, мы можем принять сотрудников в метро, на станции глубокого залегания, где не страшны даже осколки фугасных снарядов. Гараж только ждет вашего приказа о переезде Ставки. Когда прикажете?
— Это хорошая новость, товарищ маршал, — Сталин вынул изо рта дымящуюся трубку, уважительно посмотрел на собеседника. — Скажите персоналу гаража, чтобы к рассвету прогрели моторы. И еще, Борис Михайлович, прямо сейчас отдайте распоряжение всем членам Ставки немедленно собирать документы. Погрузку назначим на четыре утра.
— Есть, товарищ Сталин! Разрешите идти?
— Идите, товарищ Шапошников, и после сборов поспите, уважаемый, хотя бы с часок.
Уже через месяц весь состав Ставки вынужденно переселился в подземный центр стратегического управления вооруженными силами на станции метро «Кировская». Спецслужбы проследили, чтобы безупречно оснащались связью и всем необходимым для работы кабинеты как самого председателя, так и членов СВГК: прежде всего хорошего стратега, маршала Советского Союза Шапошникова Бориса Михайловича, обладающего недюжинным острым умом, а также оперативной группы Генштаба и управления Наркомата обороны, куда входили различные армейские чины рангом пониже. Трудились члены Ставки усердно и днем, и ночью, выкраивая скупые пару часов отдыха лишь ближе к утру. На рассвете мороз особенно крепчал. Но сидеть постоянно в подземелье, конечно же, тяжко, и люди хотя бы изредка (между бомбежками), вопреки приказам службы безопасности, выходили наверх, подышать морозным воздухом.
Декабрь лютовал и в Москве. Но в кабинетах Ставки из-за горячих дискуссий маршалы и генералы потели, словно в разгар летнего сезона. Ночной режим бодрствования Сталина требовал приема посетителей также и в поздние часы. У дверей кабинета Ворошилова в очереди сидел неприметный человек, ничем не выделяющийся на фоне других таких же сотрудников разных организаций, ожидающих приглашения к начальству. Это был старый астроном и пенсионер Пётр Лукич Зимин. В пенаты Верховного главнокомандующего его привела должность парторга ячейки коммунистов из Пулковской обсерватории. В руках он держал зеленую папку с докладной по недавнему эксперименту Кедрова с его «Зеркалами» и подробным техническим сопровождением.
— Зимин Пётр Лукич, можете пройти! Климент Ефремович вас ожидает, — молодцевато сказал секретарь в военной форме лейтенанта НКВД. Он частенько упоминал имя и отчество шефа, чтобы посетители со страху не забыли, как следует величать хозяина кабинета.
— Да-да, иду, — ответил Зимин, прижав зеленую папку к груди.
Он по-стариковски поднялся со стула с мягким сиденьем, но жесткой деревянной спинкой. Выпрямил спину и втянул живот, чтобы выглядеть «по форме». Петр Лукич немного нервничал, но старался не показывать волнения. На негнущихся ногах он вошел в кабинет:
— Здравствуйте, Климент Ефремович, — громко сказал Петр Лукич, теребя завязки на папке. — У меня докладная записка по эксперименту чрезвычайной для обороны страны важности.
— Так-так-так, значит? Хорошая новость! Наука не дремлет, и это правильно! Что ж, присаживайтесь, Петр Лукич, сюда, ближе, я не кусаюсь. Технические новинки я весьма люблю и уважаю. Рассказывайте, но как можно подробнее, — с интересом посмотрел Ворошилов на вошедшего. Тот был в строгом сером костюме и брюках, заправленных в большие латанные валенки. — Замерзли небось?
Петр Лукич присел на указанное место и кивнул:
— Мороз нынче не шуточный.
Пока Зимин развязывал папку и доставал документы, хозяин кабинета снял трубку и по телефону внутренней связи почти по-домашнему сказал:
— Егорушка, сделай-ка нам чайку, и покрепче, пожалуйста.