Алый закат в Лейкхерсте

Радистка Йесеньга с учениками из местной школы сидела на берегу у кострища после расчистки лётного поля и пила чай с конфетами-карамельками и печеньем. Конфеты она раздавала детям по собственной инициативе, чтобы порадовать и поощрить их работу. На самом деле девушке приятно было осознавать себя руководителем, пусть даже на такой скромной работе. Дверь бревенчатого домика-аэровокзала распахнулась, и дядя Лёша окликнул её, приглашая зайти вовнутрь. Йесеньга отпустила ребятишек по домам и вошла в избушку аэровокзала. Несмотря на то, что она уже устала, расчищая лётное поле на льдине, дядя Леша усадил её на приём радиограмм, чтобы «принять сводку погоды и просто послушать эфир, мало ли что». Погода могла испортиться в любой момент.

— Так оно и случилось. Я приняла метеосводку о штормовом предупреждении, а через три с половиной часа именно к нам ожидался самолёт. Что вперёд будет: метель или прилетит наш «спецрейс», могла знать только капризная и переменчивая, как ветер, Кали-Юга. Дядя Лёша подкинул в печурку дров, сухой рыбы да рыбьего жира, и огонь заплясал веселее, согревая нехитрое оборудование радиоприёмной аппаратуры аэровокзала. Он поставил на огонь закоптелый чайник со снегом, и вскоре тот зашумел и засвистел.

— К морозам да непогоде чай свистит-то! — покачал головой дядя Лёша и выглянул в маленькое, занавешенное цветастой занавесочкой низкое окно. — Эк, позёмка побежала с моря. Крутит, завывает пурга. Метель начинается.

— Дядь Лёша, у нас, старики говорят, Кали-Юга лютует.

— А ты, девонька, попусту не болтай! Знай себе, слушай эфир! Сейчас чаю налью. Может, картошечки сварить в мундирах? Я мигом, ночь-то длинная, полярная. До утра далеко. Хе-хе. Пока «спецрейс» прилетит, повечеряем, — старый полярный волк загремел чугунными кружками на плите. Ловко поставил чугунок на огонь, бросил туда подготовленную картошку.

Йесеньга снова надела наушники и вслушалась в эфир. Писк, треск да неразборчивый шум. Знакомых позывных не было. Девушка пила чёрный чай с яблочным вареньем, мечтала. Её раскосые глаза-бусинки восторженно блестели. Непослушные косы, схваченные узкими красными ленточками, озорно прыгали по спине. Картошка уже шипела в чугунке, так как вода вся выкипела. Большой зелёный будильник зазвонил внезапно и настойчиво. Задремавший в углу на старом потёртом диване дядя Леша встрепенулся.

— Я вовсе не сплю, дочка, так, слегка задремал, — воскликнул он, поднимая с пола газету. — Что там наша рация? Молчит эфир? Пора вызывать наш «спецрейс». Давай-давай, они должны были уже в наш «коридор» попасть! Носом чую, вот-вот прилетит. Ох, ты ж смотри, картошка пригорает, — и он загремел чугунком.

Йесеньга переключила тумблер в положение «Приём» и, отчётливо повторяя свой позывной, стала вызывать долгожданный рейс. Эфир трещал, шумел, завывал, но «спецрейс» молчал. Так продолжалось минут сорок-сорок пять. Затем неясный трескучий говор и хрипы пробились через радиопомехи и шумы. Йесеньга кричала в микрофон, но толком ничего конкретного не услышала. Из чего дядя Лёша заключил, что, хотя и нет нормальной связи, им пора идти на лётное поле и зажигать сигнальный костёр.

— Эфир эфиром. Но я чую, кто-то летит в нашем воздушном коридоре и вот-вот прилетит, — сказал он. — А сверху ночью всё едино — белым бело, снега да снега. Как разглядеть посёлок без огней?

И они вышли вдвоём с дядей Лёшей в ночь...

* * *

МЕТЕЛЬ УСИЛИВАЛАСЬ, заметая посадочную полосу и маленькие красные флажки по краям лётного поля. Вскоре от труда по расчистке аэродрома, проделанного Йесеньгой со школьниками, остались слабые воспоминания. Дядя Лёша захватил пару снеговых лопат, разделся и начал ловко орудовать ею, отбрасывая снег с ледяного поля. Девушка взяла лопату и присоединилась. Трудно бороться со стихией. Тем более что борьба с Кали-Югой шла не на равных. Они зажгли по периметру посадочной полосы три костра. Огонь отбрасывал пляшущие блики на гладкое зеркало льда. Метель завывала и вьюжила, посмеиваясь над упрямыми людишками. Пошёл крупными хлопьями снег.

Сквозь вой ветра они оба разом услышали гул и низкую вибрацию, характерную для маломощных двухмоторных самолётов. Из-за снежного облака выплыл самолет, перемигивающийся красными и зелёными габаритными огнями. Он заложил крутой вираж над заполярным аэродромом и зашёл на посадку. Лётчик снизил высоту и, приблизившись к посадочным огням, лихо помахал крыльями. Йесеньга и дядя Лёша побежали к самолёту. Они оставались ещё далеко, когда колёса машины коснулись полосы и покатились уверенно по земле.

В свете костров и иллюминаторов девушка прочитала надпись на борту. На фюзеляже северной стрекозы значилось: «АН-2 1932 Москва – Северный Полюс». Лопасти пропеллера остановились. Открылся входной люк, и по выброшенному верёвочному трапу, не торопясь, вылез тепло экипированный лётчик с двумя толстенными сумками через плечо...