Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V

Впоследствии Хэрриет рассказывала журналистам, что на момент ареста мужа имела собственные накопления в размере около 700$ — это была довольно значительная сумма, но её наличие не отменяло необходимости крайней экономии на всём. Других сбережений не было вообще, никаких доходов не планировалось. Пришлось закладывать драгоценности без особых надежд на выкуп, потом дело дошло до залога книг. Надвигался финансовый крах.

Джон Уэбстер, находившийся в тюрьме, разумеется, был в курсе происходившего с женою, но ничем ей помочь не мог. Причём его положение выглядело ещё более беспросветным — он находился в изоляции в каменном мешке, не имел возможности повлиять на происходившее и не в силах был помочь семье. А кроме всего этого ему грозила смертная казнь и несмываемый позор.

Было отчего приуныть!

26 января 1850 года окружной прокурор Паркер представил общественности окончательную версию обвинительного заключения. Эта внушительная работа вызвала вполне понятный интерес читающей публики, и притом не только в Массачусетсе. Многие газеты уделили этой новости подобающее внимание, а некоторые даже дали развёрнутые комментарии по тексту.

Большая статья в «The New York herald» в номере от 28 января 1850 года, посвящённая анализу оглашённого двумя днями ранее обвинительного заключения по делу о расследовании исчезновения Джорджа Паркмена. К началу 1850 года пугающие детали этой истории уже стали широко известны, что и превратило бостонское расследование в сенсацию общегосударственного масштаба.

Общее мнение комментаторов сводилось к тому, что обвинительный материал убедительно изобличает профессора Уэбстера и сложно представить, чтобы найденные в его лаборатории останки были подброшены кем-то посторонним. Примечательно, что Эфраим Литтлфилд в качестве возможного подозреваемого не рассматривался, очевидно, потому, что за ним по умолчанию оказался закреплён статус разоблачителя. Между тем, при непредвзятом рассмотрении дела, к действия этого человека должны были возникнуть определённые вопросы. Наверное, оптимальной линией защиты могла бы стать компрометация Литтлфилда, но в прессе той поры вопрос этот не поднимался и, по-видимому, никто из газетчиков в этом направлении не думал.

В целом же, авторы публикаций сходились в том, что суд предстоит напряжённый и тяжёлый для защиты профессора Уэбстера.

На протяжении февраля и первой половины марта 1850 года решались некоторые процедурные вопросы, появление которых было обусловлено сложностью и резонансностью дела. Общее мнение всех ветвей власти Массачусетса клонилось к тому, чтобы провести судебный процесс безукоризненно и избежать каких-либо эксцессов, недоразумений, переносов и т. п. неприятностей, способных запятнать репутацию властных структур штата. Подсудимый являлся человеком необычным, его предполагаемая жертва — тоже; эти люди олицетворяли собой элиту Новой Англии. Профессор Уэбстер символизировал элиту интеллектуальную, а Паркмен — предпринимательскую.

После обсуждения всевозможных вариантов организации процесса Верховный суд штата склонился к тому, чтобы забрать дело из окружного суда [такое право у него есть]. Считалось, что судьи Верховного суда — как наиболее компетентные и образованные — способны лучше прочих судей понять суть сложных научных экспертиз. Кроме того, Верховный суд рассматривает дела коллегией [группой судей], в то время как в окружных судах дело рассматривается одним судьёй, которому в помощь иногда назначается второй [т. н. «подменный» судья]. Мнение коллегии судей по такому сложному делу априори окажется более взвешенным, точным и непредвзятым, нежели суждение одного судьи, пусть даже очень компетентного и всеми уважаемого.

Для ведения процесса была выбрана коллегия из 4-х членов Верховного суда — Уайлда (Wild), Дьюи (Dewey), Меткальфа (Metcalf) и Шоу (Shaw). Последний официально являлся главным судьёй Верховного суда штата Содружество Массачусетса и потому неудивительно, что именно он оказался назначен председателем коллегии и должен был вести процесс непосредственно.

Лемюэлю Шоу, родившемуся в январе 1781 года, исполнилось уже 69 лет. Он выпустился из Гарварда в 1800 году и со временем стал одним из самых успешных адвокатов Бостона. В середине 1820-х гг. его годовой доход достигал 20–30 тыс.$, но как только в 1830 году ему предложили место главного судьи Верховного суда щтата, Лэмюэаль моментально согласился и закрыл свой юридический бизнес. Это могло бы показаться очень странным, ведь оклад Шоу на новом месте составлял всего лишь 3,5 тыс.$ в год, но удивляться столь неожиданному каьерному кульбиту вряд ли следует. Члены Верховного суда штата [и тем более федерального Верховного суда] не просто юристы — это всегда важные политики. Эти люди имеют большой лоббистский потенциал и в силу своего исключительного статуса могут действовать, никого и ничего не опасаясь.