Другим родственником, допрошенным в суде, стал преподобный Фрэнсис Паркмен, брат убитого Джорджа, об этом человеке в своём месте также было рассказано. Священник, безусловно, являлся превосходным оратором, говорил он ёмко, выразительно и занимательно. Свои показания свидетель начал с событий многолетней давности — тех лет, когда он только познакомился с Джоном Уэбстером, холостяком, проживавшим в доме отца в Норт-Энде. После этого Фрэнсис на протяжении многих лет являлся священником семьи Паркмен, крестил внука Уэбстера, рождённого старшей из дочерей.
Основная часть показаний преподобного оказалась сосредоточена на рассказе о появлении в его доме Джона Уэбстера в 16 часов 25 ноября. По словам свидетеля, визитёр казался взволнованным, он заговорил, не поздоровавшись, и торопливо рассказал о передаче брату денег в сумме 483 доллара. В ходе завязавшегося разговора профессор Уэбстер заявил, будто заходил к Паркмену в 09:30 23 ноября, в пятницу. Цель посещения заключалась в том, что он хотел договориться о встрече в тот же день попозже. Это была новая информация, члены семьи Паркмена знали, что к Джорджу приходил некий посетитель, но никто не знал, кем был этот человек.
Фрэнсис Паркмен в ответ рассказал Уэбстеру, что ему известны 2 свидетеля — некие Фессенден (Fessenden) и Оливер (Oliver), — которые утверждают, будто видели его брата 23 ноября в районе колледжа приблизительно в 13:15.
Описывая поведение подсудимого во время этого разговора, преподобный выразился так: «Во время визита доктор Уэбстер держал себя очень серьёзно, он говорил деловым тоном и не демонстрировал ни удивления по поводу исчезновения, ни сочувствия моему горю. Я бы назвал этот визит деловым. (…) Что меня особенно поразило — так это отсутствие нежности, с которой люди обращаться с такими страдальцами, как мы.»[24]
Поскольку Сет Петти в своих показаниях заявил, будто Джордж Паркмен нецензурно выражался в адрес профессора Уэбстера, свидетелю в ходе перекрёстного допроса был задан вопрос о привычке потерпевшего изъясняться «низким слогом». Фрэнсис ответил, что никогда не слышал от Джорджа нецензурного слова, хотя тот мог выражаться образно и крепко. Также он подчеркнул, что брат всегда был очень пунктуален.
Безусловно, сильным ходом со стороны обвинения стало то, что сейчас мы назвали бы графологической экспертизой, а именно — установление тождественности почерка подсудимого и почерка, которым были написаны 3 анонимных записки, полученных полицией во время проведения поисковой операции. Это был секретный ход, если угодно, «домашняя заготовка» обвинения, о которой никто до суда ничего не знал.
Современные процессуальные требования во всех цивилизованных странах мира предполагают информирование как самого подсудимого, так и его защиты обо всём обвинительном материале, собранном правоохранительными органами на этапе досудебного расследования. Если в суде возникают некие улики, о которых подсудимый и его защита не были своевременно проинформированы, то таковые улики либо не допускаются к рассмотрению, либо в ходе процесса делается перерыв, достаточный для их изучения и оспаривания. [В разных странах практика различна, но в данном случае важно то, что подобное внезапное появление изобличающих улик нигде не признаётся нормой].
Однако в середине XIX столетия подобная норма ещё не являлась обязательной. По этой причине обвинение скрыло от всех свой последний довод — доказательство того, что профессор Уэбстер являлся автором по меньшей мере 3-х анонимок, отправленных полиции в последнюю неделю ноября 1849 г.
В начале очерка — там, где рассказывалось о поисках Джорджа Паркмена, развернувшихся после 23 ноября, — упоминалось о большом числе писем от имени неравнодушных граждан, содержавших всевозможные подсказки. Точное число таких посланий, полученных полицией, редакциями газет, женой исчезнувшего джентльмена и городской администрацией неизвестно, но можно не сомневаться, что счёт им шёл на многие десятки или даже сотни.
Некоторые из этих писем привлекли особое внимание лиц, занятых расследованием исчезновения Джорджа Паркмена, ввиду того, что авторы посланий, не приводя никаких доказательств, давали полиции непроверяемую информацию. Подобные «наводки», по-видимому, преследовали цель отвлечения внимания полиции и распыления сил, занятых розыском. Одно из таких писем, отправленное 26 ноября 1849 года и подписанное «Капитаном метателей дротиков» («Captain of the Dart»), было адресовано городскому маршалу Тьюки. Текст этого послания гласил: «Дорогой сэр, вы найдёте доктора Паркмена убитым на Бруклин Хайтс. С уважением, М. Капитан метатель дротиков» («Dear sir, you will find Dr Parkman murdered on brooklin heights. Yours, truly, M. Captain of the Dart.»)