Адвокат дурно отозвался о жертве и пристыдил трех женщин, выступавших свидетелями. Следующей вызвали Элис Блейк{246}
. По ее словам, когда Вирджиния Рапп стонала: «Я умираю! Я умираю! Он сделал мне больно»{247}, АрбаклПоказания Превон и Блейк совпадали, что несколько приободрило Мэттью Брэди. Он пригласил горничную, которая в роковой вечер слышала женские крики, доносившиеся из люкса. Это была та самая женщина, с которой Оскар отказался беседовать, сочтя ее «ку-ку».
— Я слышала, как мужчина сказал: «Заткнись!»{248}
, — сообщила Жозефина Кеза.Адвокат Арбакла, сражаясь за жизнь своего клиента, обвинил Мод Дельмонт в сговоре с администратором Вирджинии Рапп Элом Семнакером с целью вымогательства денег у Роско, которого планировалось шантажировать разорванной одеждой актрисы. Домингес выяснил, что Дельмонт неоднократно обвинялась{249}
в мошенничестве и уже пыталась шантажировать одного актера своей беременностью. Ходили слухи, что она заправляла борделем. Однако по необъяснимой причине Домингес не стал вызывать Дельмонт на место свидетеля и запретил Арбаклу давать показания — две грубейшие ошибки.Выслушав все свидетельские показания, судья заключил, что имеющихся улик недостаточно для обвинения Арбакла в убийстве. Кроме того, он возмутился, почему Брэди не вызвал ключевого свидетеля, Мод Дельмонт, повесткой в суд.
— Вот что я вам скажу, господин окружной прокурор! — сверкнул глазами судья Сильвейн Лазарус. — Вы рискуете, что дело будет прекращено по ходатайству! Ловко манипулируя свидетелями, вы вызываете лишь тех, кого считаете нужным{250}
.Несмотря на отсутствие главного свидетеля, судья Лазарус вынес решение, что Арбакл предстанет перед судом по обвинению в непредумышленном убийстве. Актера освободили до суда под залог в 5000 долларов. Ему предписывалось немедленно уехать в свой особняк в Лос-Анджелесе и оставаться там до начала процесса, назначенного на ноябрь.
Не успел «Толстяк» встать со своего места, как судья Лазарус добавил вдогонку:
— Мы судим не только Роско Арбакла. Мы судим современные нравы, реалии нашей жизни, сегодняшний упадок духовности, неблагополучное состояние общества!{251}
Глава 6
Гнев: дело об отпечатках пальцев звезды. Часть 2
Строить гипотезы, не зная всех обстоятельств, — огромная ошибка. Человек невольно начинает подгонять факты под теории, а не теории под факты.
Судебный процесс века начался 14 ноября, через два с лишним месяца после смерти Вирджинии Рапп. Место адвоката Арбакла, Фрэнка Домингеса, занял Гевин Макнаб — опытный юрист по уголовным делам. Макнаб нанял детектива, дав ему задание хорошенько покопаться в прошлом Вирджинии Рапп в ее родном Чикаго. Адвокат избрал стратегию нападения, собираясь очернить репутацию жертвы. Особенно Макнаба заинтересовали слухи о многочисленных абортах Рапп.
Предметом резких разногласий обеих сторон на суде стали показания свидетелей, в частности о причинах смерти Вирджинии Рапп. На присяжных лились потоки информации, в большинстве случаев противоречивой. Несколько врачей заявили, что разрыв мочевого пузыря мог произойти вследствие изнасилования, однако нельзя исключать и естественные причины. На этом заседании Мод Дельмонт также отсутствовала.
Показания Элис Блейк не внесли в спор между обвинением и защитой практически ничего нового. Однако рассказ Зей Превон, вновь изменившей свою первоначальную версию, вызвал целую бурю волнений. Превон отказалась подтверждать слова Рапп, что Арбакл «сделал ей больно». В новой редакции больная стонала: «Я умираю!» Более того, теперь выяснилось, что Арбакл никуда не засовывал лед, а всего лишь приложил к коже Рапп, надеясь облегчить ее страдания. «Он приложил кусок льда со словами: „Это поможет ей прийти в себя“»{252}
, — сообщила Превон.Показания свидетелей оказались настоящим кошмаром для прокурора, который раскаивался о своем решении довериться второсортной актрисе. Все трое актрис — ключевые фигуранты по делу Арбакла — незаметно исчезли из газетных заголовков.
— Вызывается Генрих!{253}
— произнес Мэттью Брэди 23 ноября 1921 года.Оскар прошел через весь зал к месту свидетеля с большим туго свернутым рулоном бумаги под мышкой. Он поставил рулон возле стола судьи и уселся на неудобный деревянный стул.
«Генрих говорил серьезно и хладнокровно, был точен, объективен и терпелив, как сам Иов. Очевидно, единственное, что его волновало в нашем бренном мире — это нерушимость собственных теорий»{254}
, — написал один репортер.