Человек и Человечество – сами себе поработители и тюремщики. Как муха в бутылке, мы тщимся бежать, ищем пути на свободу, и вот! – выход здесь, под самым нашим носом, и именно поэтому мы его не видим. Как пресловутая белка в колесе, мы крутимся и крутимся без конца в том же заклятом круге. В области культуры мы летим на качелях от Природы до Бога (Моисей) и от Бога до Природы (Спиноза). В политике маятник раскачивается от диктатуры до демократии (дважды – в Древней Греции и в современной истории) и обратно от демократии к диктатуре (в послевоенный период). До сих пор наш образ жизни был ничем другим, как бытием в рабстве, хуже того, в самопорабощении; точно так же, как и сама жизнь была лишь Страданием между двумя Смертями. Даже Анри Пуанкаре, самый выдающийся учёный среди современных философов, в своей обаятельной книге «Ценность науки» пишет, что «жизнь всего лишь краткий эпизод между двумя вечностями смерти». Мы живём подобно насекомым в жаркий летний день в Калифорнии. Миллионы их танцуют в лучах солнца, но – увы! – вечерние тени и холодная ночь стирают их в небытие, в то самое Биологическое Ничто, которое определяется как Смерть. О да, мы часть неисчислимо малых и больших явлений. Мгновением раньше мы «были» в вечности Ничего, в нулевом пространстве-времени, ещё не родившись, а проходит миг, и наш мерцающий огонёк гасят. Как бешено крутящуюся катушку с фильмом, у которого никогда не будет конца, отключают, ломают и выбрасывают. Таково пип-шоу, развратное зрелище, которое мы смотрим в щёлку и прославляем громким именем «Жизнь».
Человеческую жизнь сравнивали с бочкой без дна и без крышки. Наши труды под солнцем состоят в наполнении бочки мёдом, очень быстро из неё вытекающим. Этот слепой и безумный Хаос (определённый таким образом Джеймсом, Шопенгауэром и другими философами) мы короновали сначала как Бога (во всех религиях до иудаизма и христианства), а затем, после Возрождения, как Природу. Бесправие, царящее в неизмеримом Хаосе, мы провозгласили Законами Природы. Это были Законы Неизбежности, жестокости, беспощадности, Войны и Смерти. Таков Закон Хаоса, который погружает всё во тьму, в страдание, в разрушение и исчезновение.
Поклоняясь слепому Хаосу сначала как Богу, а потом как Природе, мы обрекаем себя на постоянную слепоту и на рабство.
Если такой крупный астроном, как сэр Джеймс Джинс21
, заключает, что «наука знает только один прогресс, поступательное шествие в могилу», то какую надежду можем мы извлечь из таких Естественных Наук, занятых прежде всего фальсификацией Изобретения и Хаоса, навешивая на них ложный ярлык Природы? В номенклатуре общепризнанной науки жизнь и смерть, истина и ложь, свобода и рабство являются той же Природой, которая таким манером канонизируется и оправдывается на веки веков.Согласно этой лже-Науке, Вселенная постоянно катится в пропасть; она растворяется, её последняя цель – исчезновение, небытие. И так, между двумя Вечными Небытиями, мы весело танцуем на лезвии бегущего мгновения и глотаем виски или, как говорят большевики, «опиум царства небесного», опиум всех религий. Мы пропитываемся вином «Разума», который идёт в поход, чтобы исправить всё в мире, даже проклятые, выросшие из хаоса болезни, даже саму смерть, превращая их путём психической магии в абсолютные блага и товары. И это неудивительно, ибо иначе верующие в благость Хаоса не сумели бы продолжать зрелище под рекламным лозунгом «суматошного мерцания жизни».
Если отобрать у них иллюзии их поклоняющихся Хаосу религий, единственным выходом для них неизбежно остались бы самоубийство или вымирание путём отказа от брака (таково слабое решение Толстого в «Крейцеровой сонате») или путём контроля над рождаемостью.
Бессмертие души, то утешение, к которому исхитрились прибегнуть Сократ и Платон, сегодня стало общим посмешищем, сказкой для детей. Ибо для того, чтобы всё сделать возможным, Жизнь должна быть представлена как фон для всех возможностей. Свобода также предполагает существование Жизни. Однако наша жизнь, жизнь Человека, – всего лишь секундная улыбка, если она счастлива, или минутная гримаса, если она несчастлива, на устах Бога или, вернее, Двух Богов Вечной Смерти, Небытия и Смерти, или, ещё точнее, ибо под таким видом мы их знаем сегодня, –