«... Активный, наступающій, переступающій границы человкъ — писалъ онъ — стоитъ всегда несравненно ближе къ справедливости, чмъ реактивный. Для него не необходимо такъ ложно, такъ предубжденно отнестись къ своему объекту, какъ это длаетъ или долженъ длать послдній... Во вс времена агрессивный человкъ, какъ боле сильный, боле спокойный, боле благородный, имлъ боле свободный взоръ и боле чистую совсть. Наоборотъ, человкъ мести на своей совсти иметъ вымыслы нечистой совсти»... И въ другомъ мст: «... Въ благородныхъ и сильныхъ людяхъ... большой запасъ пластической, творческой, исцляющей, дающей забвеніе силы... Какое глубокое уваженіе питаетъ благородный человкъ даже къ своему врагу! А такое уваженіе — вдь, мостъ къ любви... Самый врагъ — для него отличіе! Наоборотъ,... человкъ, живущій злобой и местью, представляетъ врага себ «злымъ» и, сдлавъ это своимъ основнымъ убжденіемъ, создаетъ себ иной, противоположный образъ «добраго»; это — онъ самъ!»
Конечно, это — отвлеченное ршеніе проблемы, но оно наполнено именно тмъ этическимъ содержаніемъ, которое отвчаетъ подлинно свободному міросозерцанію.
Предъявляя чрезвычайно высокую требовательность по отношенію ко всему окружающему, анархистское міросозерцаніе тмъ съ большей силой утверждаетъ и обязанности по отношенію къ самому анархизму, анархическій «долгъ», начало отвтственности.
Идеалъ, должное — въ анархическомъ міровоззрніи занимаютъ доминирующее мсто. Должное проникаетъ вс частныя построенія анархизма. Анархизмъ, по существу, занятъ боле всего этической проблемой.
Поэтому, анархизмъ — не можетъ отказаться отъ основного принципа морали — сознанія долга. Послднее не выводится изъ опыта, оно — имманентно человческой природ. Эмпирическія данныя обусловливают лишь конкретное содержаніе нашего сознанія.
Анархическое содержаніе сознанія долга, отвтственности передъ собой, предъ свтомъ своей совсти — высшее и благороднйшее бремя, которое когда-либо человкъ возлагалъ на себя.
Если, какъ я говорилъ выше, моя свобода — въ свобод и радости другихъ, этимъ самымъ я постулирую содержаніе моего «долга» и моей «отвтственности».
Я не смю отказаться отъ моей доли въ «зл», меня окружающемъ. Я — повиненъ за все отчаяніе, за вс преступленія, за голодъ и насильственную смерть, если они есть въ мір. Только рабъ мирится съ существованіемъ рабовъ и всхъ хотлъ бы видть рабами. Рабъ, объявившій войну угнетателю — уже не рабъ.
Сознать въ себ отвтственность за всхъ, за все — значитъ призывать къ подвигу. И отвтственность такая — не страшна. Наоборотъ, она напояетъ жизнь реальнымъ содержаніемъ, роднитъ каждое «я» съ другими, безсильнаго длаетъ активнымъ, творческимъ.
Наоборотъ, чувство безотвтственности разрубаетъ связи и огораживаетъ отъ всхъ. Страшное въ жизни не перестаетъ быть страшнымъ, но становится невыносимымъ своимъ безсмысліемъ, ибо самой черной человческой совсти не дано спокойно пировать на человческихъ трупахъ.
Безотвтственность неуклонно ведетъ къ личной гибели — сознанію своего безсилія и ненужности. Сильнымъ становится тотъ, кто береть на себя «грхъ міра».
И только свободное отъ мертваго догматизма, отъ вры въ непогршимость вождей и партій, идущее изъ глубинъ творческаго «я», врующее въ свободную активность личности — анархическое міросозерцаніе не побоится никакой отвтственности передъ судомъ своей совсти. Поэтому, анархизмъ — необходимая форма нравственнаго отношенія къ жизни.
Изслдованіе практической дятельности или скоре программы анархистовъ легко насъ убждаеть въ томъ, что ригоризмъ ихъ носитъ часто вншній и поверхностный характеръ. Въ дйствительности, и анархисты допускаютъ отступленія отъ непримиримой догмы и идутъ на компромиссы.
Фактически самый нетерпимый анархистъ не можетъ обойтись безъ компромисса — въ рамкахъ капиталистическаго строя. Не вс анархисты слагаютъ свою голову на плах и не вс кончаютъ жизнь въ тюрьм. Между тмъ, казалось-бы, самая возможность мирнаго существованія анархиста въ буржуазномъ обществ, изданія имъ органовъ печати, выступленія его въ собраніяхъ есть абсурдъ. Такое существованіе возможно только потому, что перманентнаго бунта, какъ перманентной революціи, не было и быть не можетъ. Не въ силу только инстинкта самосохраненія, или общественнаго инстинкта косности, но въ силу психо-физическихъ условій самаго человческаго организма.
Періоды разрушенія смняются моментами строительства; послдніе, независимо отъ ихъ характера, всегда несутъ съ собой извстное успокоенie, примиреніе, удовлетвореніе достигнутымъ. Это — лежитъ въ самой человческой природ и, докол она сохраняетъ извстныя намъ сейчасъ ея особенности, это измненію не подлежитъ. Особенность анархизма отъ прочихъ идеаловъ человчества заключается лишь въ томъ, что онъ никогда не можетъ остановиться на достигнутомъ, не мирится съ косностью, таитъ всегда въ себ «безпокойство», не знаетъ конечныхъ цнностей. Но промежуточныя творческія ступени знаетъ и анархистъ. Доказательства этому мы найдемъ въ собственныхъ заявленіяхъ анархистовъ.