2) О романе. Н. П. Киселев указывает на то, что я дал формальное обещание 1) Метнеру, 2) Иванову роман сохранить до 1913 года[2913]
. Вам, друзья мои, я должен напомнить об обстоятельствах дела с романом.С осени 1911 года во всех разговорах с Струве и Брюсовым главным пунктом моих требований к «Русс<кой> Мысли» было получение единовременной тысячи рублей в момент представления рукописи. И я знал, что делал: я знал, что во второй половине года нам с женой необходимо быть в Брюсселе, необходимо мне и ей платье и прочее, т. е. необходимы сверх-обычные траты на несколько сот рублей (перечислять статьи
этих трат считаю невозможным); далее: я рассчитывал, помимо 1000 «Русс<кой> Мысли», зарабатывать хоть что-либо, рассчитывал, что из той же «Р<усской> М<ысли>» буду получать за «Египет», рассчитывал, что «Путевые Заметки» уже будут напечатаны, рассчитывал пристроиться попрочнее в «Речи». Повторяю: план нашей жизни был строго рассчитан. И расчет этот был построен по необходимому нам minimum’у. Только таким образом необходимость мне спокойно работать со спокойным отдыхом обеспечивалась, как обеспечивалось спокойствие работы моей жены, в будущность этой работы я всегда верил и после слышанных мной от Данса (ее учителя) слов верю, как никогда.Только поэтому я взял на себя непосильное и изнуряющее бремя: в 3 месяца я написал столько, что в Петербурге все писатели
удивлялись, как мог я столько сделать. И вот к январю, к началу моего инцидента с «Р<усской> М<ыслью>», я был совершенно болен. Провал многих надежд устроиться материально выносила лишь надежда на получение 1000 рублей. С обманом «Русской Мысли» падало все: моя работа, работа жены, отдых и т. д. Только нежной поддержке со стороны В. И. Иванова обязан я, что перенес спокойно эти дни в Петербурге. От Эмилия Карловича Метнера получил я письмо из-за границы следующего содержания[2914]: если не устроится с «Русс<кой> Мыслью», то «Мусагет» предложит мне а) переиздать Голубя[2915], b) издать роман «Петербург», с) перевести оный на немецкий язык и издать в Германии[2916], что за все это я получу столько же, сколько обещала мне «Русская Мысль». Я ответил с глубокою благодарностью. Но в письме Э. К. Метнера тогда же стояли слова: «Если сумеете устроить роман, устраивайте».Далее: насколько я понимаю список издаваемых нами книг, издание романов
все же отклонение, по-моему, от нашей программы, ибо я предпочел бы «Голубю» в «Мусагете» второй том Беме[2917]. Так понимал я, и, пользуясь 1) carte blanche[2918], 2) невозможными экономическими условиями, я завел переговоры с Евг. Ляцким, Союзом писателей, с «Шиповником».Вот каково было мое поведение в первые дни после обмана «Русской Мысли
».Одновременно с этим 1) я получаю письмо из Москвы, что М. К. Морозова хочет мне помочь, и что «Путь
», может быть, даст мне 1000; я, конечно, очень сконфузился, но после сообразил, что «Пути» я могу предложить монографию[2919]; но уже тогда я думал, что речь идет о единовременной 1000, ибо только в единовременном получении у меня была гарантия устроиться, т. е., думал я, мне «Путь» поможет на основании договора с «Русской Мыслью», где главным пунктом обсуждения была единовременность получения.Одновременно В. И. Иванов звонится к Аничкову и говорит ему, что журнал, который Аничков ему предлагал в 1910–11 году, необходим, что роман мой – Standpunkt
[2920] журнала, и что мне сейчас же нужна 1000. Аничков ответил, что поговорит с издателем, что журнал вероятен, но не сейчас, а сейчас он лично бы дал мне тысячу, чтоб задержать роман, но что у него свободных денег нет.Я тогда задерживаю срок разговора с «Шиповником
». И мы с Вячеславом ждем Аничкова.Восьмичасовой разговор с Аничковым, Ивановым и мной привел к следующему: образуется журнал, члены редакции коего Аничков, Метнер, Иванов, я и Блок, что издателя надо сперва заинтересовать, и 2–3 книжки журнала нужно выпустить собственными силами, что Петербург мог бы собрать паями тысяч 8
, и что тысяч 8 должна была бы собрать Москва, ибо для 4<-x> хорошо поставленных книжек толстого журнала нужно 16 тысяч.