— Не задумывался, — честно признался Виталий Борисович, — некогда мне.
— И правильно сделали! — окончательно сбил с толка Горелик.
— Они никого не слушают и не оглядываются по сторонам, а заняты своим делом, вот как вы.
— Образования мне не хватает, я же этот… из народа.
— Замечательно! Я тоже из народа. Батюшка мой с сохой не стоял, но и в графах не числился. Родословная, которой так многие гордятся, не более чем парадный камзол. А камзол могут пожаловать любому и в самый неожиданный момент. Его только стоит заслужить. Образование, воспитание — все это составляющие, но не определяющие факторы развития человека. Искра божья — она определяет, кем ты станешь и как пройдешь извилистой дорогою. Ночью спите или думаете?
— Сны вижу, а прежде не видел, — как-то грустно признался Виталий Борисович.
— Не было причины. То есть причина-то была, а вы не замечали.
— Пугают они меня.
— Не они вас пугают, а вы их боитесь, — поправил Алексей Митрофанович. А боитесь — к размышлению склоняют, думать заставляют, а вам — некогда. Клавдия Степановна приходила?
— Не приходила.
— Значит, плохо звали.
— Я ее не звал.
— Но думали. Верно? Думать-то думали?
— А как мне не думать! — возразил Виталий Борисович, — дело же закрывать нужно. Сегодня опять звонили — ругали. Им статистика нужна, показатели, а мне — истина.
— Истина, как и правда, — заметил Алексей Митрофанович, неумело строгая очередной клубень, — у всех разная. Но вы сказали истина. Не правда, а именно истина. Значит, и человек вы совестливый. Когда кто-то в разговоре подчеркивает, что он говорит правду — это настораживает. Выходит, все, о чем он говорил прежде, — неправда. Совестливый боится неправды, она для него тот же яд, а для человека лицемерного — средство к существованию. Обмануть кого-либо — себя обмануть. Плоть глупа и неразборчива, с разумом она не дружит. И кто из двоих возобладает и верх возьмет — решать человеку. Картофель возьмем — почистил, в кастрюлю бросил, водой залил и на огонь поставил. А уж каким он получится — не нашего ума дело. Все, что позволено, — смотреть, да огня убавлять. Картофель для всех един, для вас, для меня, и никто не возражает — глупо возражать. А что есть истина?
Горелик поднял глаза и внимательно посмотрел на Виталия Борисовича.
— Исть она. Вслушайтесь! Исть она. Не в смысле продукта питания, а нечто, существующее помимо воли человека, вне его желаний, а может, и вопреки. Проще говоря, объективно, как солнце, которым человек восхищается или ругает, использует или игнорирует, но без которого нет существования. Так же дело обстоит и с истиной. Только на солнце посмотреть можно, а истину следует чувствовать. Клавдия Степановна придет, не сомневайтесь — у нее сейчас забот и хлопот хватает, с каждым пообщаться, мнение выслушать. Сколько людей она встретила здесь? Вот каждого и следует посетить, необязательно знакомых и близких. Вы же ее прежде и не знали, и не встречались, а она к вам одному из первых пожаловала и не единожды. А то, что в образе странном, так это, может быть, мы странные. Откуда нам знать? Если для нас верх там, а низ тут, то для них ни верха, ни низа вообще не существует! Вот вам и объяснение логическое.
— В прошлое попал, — неожиданно признался Виталий Борисович.
— Во сне? — уточнил математик и поставил кастрюлю на плиту.
— Вчера ночью, прилег на кушетку и оказался в машине с красноармейцами. Еду куда-то, а куда неизвестно. Потом сообразил — в оцепление поставили с каким-то Комаровым. И все реально — ветер дует, темно, холодно. Стоим и разговариваем, только я себя не вижу. Чувствовать — чувствую, но не вижу. А затем,… — Виталий Борисович полез в карман, — вот этот человек убил другого человека. Из нагана стрельнул и убил. Звать его Сидорчук Ефим Пафнутьевич. Как звать другого, не знаю, и почему он его убил, тоже не знаю. Но думаю, знал Сидорчук. И что более занятно — видели его на днях в нашем городе. Психически нормальный человек видел — я справки наводил.
Алексей Митрофанович молчал.
— Сходство с фотографией поражает, поэтому свидетелю я верю, как верю и в то, что Сидорчук появлялся ночью в библиотеке. Изучал книги, теперь эти книги изучаю я, и как вы догадываетесь, ничего понять не могу. К чему я вам это все рассказываю?
Горелик моргнул и включил газ.
— Чтобы не забыть, — объяснил он.
— Что не забыть?
— Вы не поняли, чтобы о картошке не забыть. В прошлый раз почистил и забыл — испортилась. Теперь главное — не забыть выключить газ, а уж потом не забыть съесть. К чему вы мне все рассказали? А кому еще вам рассказывать! Тема слишком деликатная — засмеять могут или вообще… того.
— Вот именно, того, — согласился Виталий Борисович, — выгонят на пенсию без пенсии по состоянию здоровья.
— А скажите, зачем вам это надо? Как только вы закроете дело, все ваши кошмары прекратятся.
— Я не говорил «кошмары», — возразил Виталий Борисович. — Спрашиваете, зачем? Вы же меня провоцируете. По городу бродит призрак. Призрак из прошлого. Что ему надо?
— Вы помните дом, где стояли в оцеплении? — неожиданно поинтересовался математик.
— Дом?