Ангелы смеются. «Один из многих»

Каиафа выходит откуда-то из дома Пилата и натыкается на прокуратора с несколькими воинами, тот лишь бросает на него взгляд и погружается в свои дела.

КАИАФА:

А я боялся выйти… А тебе не страшно умирать?

ПИЛАТ(морщится, себе):

Где он успел «нализаться»?

Пилат идет, занимает свое место. Каиафа принимает благообразный вид и присоединяется к «своим».

Начинается обычная процедура. Сообщают обвинения каждого осужденного, приговор. Народ решит, кого помилуют в честь праздника.

Иисус не слушает, смотрит вниз на площадь и не видит ни одного знакомого лица.

ИИСУС(смотрит на Каиафу):

Как это сделали?

КАИАФА(осторожно отделяется от «своих», становится за спиной Иисуса, шепчет):

Все тот же, старый испытанный способ. Ты слышал свое обвинение, для них ты враг восстановления их власти и веры. В борьбе с подобными противниками, верный способ обезопасить себя от них, это обвинить в том, чего они не совершали.

Среди горожан умело пустили слух, что ожидается нападение чужеземцев на наш рассадник смуты. Вместе с твоими сторонниками, они идут впереди, призывают не сопротивляться. Я тебе говорил об угрозе порабощения… Люди твоей веры на всякий случай, ну, может быть «конца», начертили на своих домах кресты, а в общем, верят, что их не тронут. И, разумеется, никто из них не вышел из дома. Все твое предупреждение помнят. А от твоих друзей только и ждали, что они выйдут на улицы, разумеется, они были не в праве, потому, что кое-кого из тех самых «оставшихся» еще до того хорошо «подогрели», а теперь в них во всех со страху так разбушевался воинственный дух, что уж не остановить, им даже доказательств не надо. Твои последователи собирают вещи, чтобы бежать без оглядки. Может быть, уже бегут. Этого и добивались.

Ты слишком долго жил в чужих странах…

(внезапно показывает рукой вниз, на площадь)

Всё… Посмотри! Это только эхо… Жалкая горстка тех, для кого власть человека над человеком, власть – способ существования, а оборона от иноземцев это – «ВСЕ», это они, трусы и невежды, только что тебя приговорили, даже не они, их невежественный страх. Они «смотрят вдаль», «люди будущего», считают себя героями, как же, ценой жизни одного человека остановили целое «движение». Еще запишут свой «подвиг» для славы в поколениях!

А простые люди… Им всего лишь дали почувствовать страх перед иноземными захватчиками. И этот урок они не забудут. Как ни горько сознавать, этот страх всегда будет стоять поперек твоей вере на пути к их душам.

ПИЛАТ(смотрит на Каиафу, морщится):

Вышвырнуть его что ли?

ИИСУС(с улыбкой, прощается):

Когда придет время, он даже тебе «поперек» не станет.

Они будут делать как мы, идти туда, откуда грозит опасность и нести спасение «братьям» и «сестрам», а не врагам. Все мы дети Божьи…

ПИЛАТ смотрит тяжелым взглядом вниз, на площадь разбушевавшихся дикарей, внезапно напряжение в нем спадает, его охватывает внутренняя отстраненная заторможенность (встает, делает нервное движение, словно хочет стереть что-то липкое с руки):

Я слагаю с себя полномочия судить этого человека.

(говорит тише)

Не виновен в смерти его.

(уходя, себе)

Во что я впутался?!

(его снова охватывает какое-то внутреннее оцепенение, какое он чувствовал после сражения, проходя со своими воинами, весь в крови своей и чужой, среди трупов друзей и врагов, глядя в их мертвые лица, одинаковые перед лицом смерти)

Я умываю руки.

(слышится голос Каиафы)

КАИАФА(от хмеля шепчет уже неизвестно кому):

А что, когда целый народ скажет, «мы крещеные, мы не боимся», может быть и наступит Царство Небесное…

Пилат уходит подальше, омывает руки от крови, смотрит на них, не находит никаких изменений. Садится на каменную скамью, отстраненно.

Проходит время. Каиафа заходит к нему.

КАИАФА:

Нам нужны люди, чтобы сопровождать осужденных к месту казни.

ПИЛАТ(устало):