Антигитлеровская коалиция — 1939. Формула провала

«“Декларация четырёх” из–за сопротивления Польши», — записал Майский в своём дневнике. «Бритпра [Британское правительство], ничего не говоря нам, стало усиленно изыскивать другие методы “to stop aggression” [остановить агрессию]». Форин офис допустил утечку в прессу, чтобы успокоить оппозицию, заверяя всех, что оно «in close touch» [англ. тесно сотрудничает] с советским правительством, однако «что вот уже 12 дней (с 19 марта) как я не видел Галифакса»[520]

. Позднее Майский отрицал в палате общин, что ему сообщили о неудаче четырехсторонней декларации. «Кадоган никогда не сообщал мне в прямой и ясной форме, что декларация четырёх провалилась. Это можно было, пожалуй, предположить, но точного заявления такого рода не было». Он [Кадоган] все ещё надеялся, что «декларация» ещё может получить вторую жизнь[521]. То, что постоянный заместитель министра осторожно подбирал слова, описывая встречу, подтверждало наблюдения Майского.

31 марта Чемберлен объявил в Палате общин о гарантиях безопасности Польши. За два часа до этого Галифакс встретился с Майским, чтобы рассказать о случившемся. Он показал Майскому заявление Чемберлена и спросил, какая реакция на него последует. Посол бегло просмотрел текст. «Мне трудно высказать какое–либо продуманное мнение… — сказал он. — В конце нет ясного указания, что Англия готова прийти на помощь Польше вооружёнными силами. Какой эффект это произведёт на Гитлера? Поверит ли он в серьёзность британских намерений? Не знаю. Может быть, и нет». И вдруг Галифакс спросил, может ли Чемберлен сказать, что советское правительство поддерживает заявление. Майского застали врасплох. «Я сразу понял, в чем дело, — записал он в своём дневнике. — Чемберлен хотел бы прикрыться от нападок оппозиции нашим именем».

«Я вас не совсем понимаю, лорд Галифакс», — ответил Майский. И добавил: «Подготавливая свою польскую акцию, вы с нами не консультировались. Соответствующего заявления совпра [советское правительство] не видело. Я сам имел возможность с ним ознакомиться всего лишь несколько минут назад. Как же при таких обстоятельствах премьер–министр может говорить, что его декларация одобряется совпра? И полагаю, что это было бы неудобно».

«Галифакс смутился, — записал Майский. — И поспешил сказать: “Да, пожалуй, вы правы”. Он объяснил, что все получилось так из–за поляков, а не из–за того, что британское правительство не хотело советоваться с Москвой. Поляки противились любому участию СССР в серьёзных договорённостях с участием Польши»[522]

. Но они были не единственным препятствием — другим был премьер–министр.

А в другом месте Лондона, в палате общин, Чемберлен пригласил на разговор Ллойд Джорджа. Это было несколько необычным жестом, поскольку премьер–министру не нравился этот «маленький беспринципный подлец», как он его однажды назвал[523]. Ллойд Джордж тоже имел на него зуб, и партийные организаторы считали, что премьеру бы стоило постараться его утихомирить. Он хотел обсудить британские гарантии Польше и узнать, как обстоят дела с Советским Союзом. Чемберлен сказал, что Румыния и Польша «создают трудности» и что Британия может зависеть от Польши, которая может служить в качестве потенциального второго фронта против Германии без советского сотрудничества. Ллойд Джордж отнёсся к этому со скепсисом и усмешкой: «Без СССР не может быть второго фронта. Без СССР гарантия Польше есть безответственная азартная игра, которая может кончиться очень плохо для нашей страны!»[524]

Судя по отчёту Майского об этом разговоре, который пересказал ему, несомненно, Ллойд Джордж, Чемберлен не нашёлся с ответом, поскольку не мог сказать Ллойду Джорджу то, что позднее говорил в частной беседе с более благосклонными слушателями: союз с СССР он не поддерживал. К счастью, Польша сама дала ему удобное оправдание.

В тот же день в Москве Потёмкин позвонил Гржибовскому, чтобы подтвердить позицию Польши. По словам посла, они все ещё пытались поддерживать «политическое равновесие» между Германией и СССР: «Дальнейшая позиция Польши будет зависеть от Гитлера. Если его отношения к Польше примут явно агрессивный характер, колебаниям польского правительства будет положен конец.»[525]

В длинном послании Майскому Литвинов снова принялся за привычный бесстрастный анализ. «Чемберлен, вероятно, несказанно рад возможности делать такие ссылки и возлагать неудачу [четырехсторонней] декларации и аналогичных выступлений на Польшу и Румынию». И это было более или менее так. Он продолжал: «Англичане продолжают говорить Вам о каком–то блоке с участием СССР, а между тем никакой ясности нет относительно того, как они представляют себе этот блок и каковы будут его функции. По–видимому, они представляют себе это дело так, что сперва будет закончена консультация между Англией, Францией и Польшей, а может быть, и Румынией, причём будут вырешены основные моменты сотрудничества, распределены роли, а потом нам сообщат, какая роль выделена для нас».