То есть подобные автографы, хотя бы и сами они были нехарактерными, должны быть подтверждены не просто «экспертным заключением» некоего кандидата наук, который штампует их по нескольку в месяц (да хоть бы и в день), но каким-то неоспоримым свидетельством иного порядка, доверие к которому будет абсолютным. Сходным образом нередко удостоверяются наброски или же неподписанные работы известных художников, и подобные надписи оказываются много более убедительными, нежели стилистические сопоставления или позднейшие экспертизы искусствоведов.
Опасности
Мы не хотим особенно стращать ни нынешних (которые, впрочем, сами о многом знают), ни будущих коллекционеров или антикваров, однако все-таки должны сказать о нескольких сопутствующих миру антикварной книги опасностях.
В прежние годы, говоря о 1980–1990-х, наибольшей опасностью было купить книгу, которая происходит из государственной библиотеки, о чем мы уже не раз говорили. Но поскольку в годы «глобальной геополитической катастрофы» на рынок хлынул поток не то что упраздненных учреждений, но даже упраздненных союзных республик, то разобраться в этом вопросе было сложно: какие книги получили свободу законно, а какие были украдены. Да и ныне, как мы знаем, библиотеки Латвии списывают первоклассные русские книги XIX века из своих фондов, и покупка таких экземпляров воспринимается не как приобретение книги со штампом, а как спасение экземпляра от переработки на макулатуру.
Поскольку никакое регулирование в данном случае невозможно, а более бережное отношение, которое нет-нет да и проглянет в практике государственных библиотек, не позволяет им, получив новые наименования, опять покрывать «колотухами» миллионы и миллионы книжных редкостей, то, приобретая книгу со штампом советского учреждения, ты доподлинно не знаешь, списанная она или же до сих пор где-то числится. И если в нынешнее время в значительной степени такие покупки можно отследить (покупаются книги в основном на электронных ресурсах, которые фиксируют какие-либо данные продавца, а информация о покупке сохраняется в вашей переписке), то раньше такой сплошной фиксации не происходило. Да и ныне, если книга покупается на блошином рынке (вернисаж в Измайлове в Москве или же рынок на Удельной в Петербурге), никаких подтверждений у вас не остается. И вот может статься, что когда ты захочешь такую книгу продать либо же просто кто-то узнает о твоей покупке и сделает неправильный (или правильный) вывод, то, как результат, к тебе неожиданно могут прийти работники Министерства добра и правды, и придется столкнуться с непарадной стороной жизни антиквара и коллекционера.
Порою желчный М. М. Климов, повидавший антикварную торговлю не то что при всех режимах, но и во всех странах, в этом случае говорил так: в каждой профессии есть свои профессиональные заболевания; от избытка пыли – пневмокониоз, от перенапряжения мышц плеча – миофиброз, а вот в антикварном мире, где основной риск происходит от неожиданностей, связанных с органами добра и правды, тоже есть болезнь, и называется она – «ментоз». Несколько экстравагантно, но суть изложена абсолютно верно, поскольку в годы наличия статьи УК, по которой преследовалась спекуляция, жизнь и свобода антиквара были под постоянным прицелом людей в серой форме.
Декриминализация спекуляции в общем-то почти что освободила антикварный рынок от такой профессиональной болезни. Впрочем, начались новые тяготы: довольно долго, особенно в 1990‐х годах, когда частный бизнес со всех сторон подпирался разного рода «помощниками», давление осуществлялось по различным линиям, в том числе и по прежней; от этого оказывались более защищены те коллекционеры и антиквары, которые водили дружбу с сотрудниками Министерства добра и правды.
Однако в последние десятилетия карающий меч государства по большей части покоится в ножнах. Эта ситуация сложилась, конечно, не потому, что кто-то наверху задумался о необходимости свободы и для этого рынка тоже; просто в связи с эпохой повальной оптимизации были ликвидированы подразделения, которые коротко именовались «по борьбе с антиквариатом». Наличие подобных структур диктовало и необходимость их действий, ведь они созданы были для «пресечения и профилактики правонарушений». Усугубляла картину вечная для России ситуация: «палочная система» вместе с аббревиатурой «АППГ» (аналогичный период предыдущего года), то есть даже при отсутствии каких-либо правонарушений их нужно было как-то профилактировать и пресекать. Последнее делало жизнь антикваров и коллекционеров, и без того наполненную многими иными опасностями, еще более беспокойной.
Говоря же не о тех опасностях, которые были, а о тех, которые также существуют, мы не станем тут перечислять страхи антикваров и коллекционеров, народа по природе своей мнительного и тревожного. Но должны сказать о главной опасности, которая ныне присутствует на антикварном рынке, – это покупка фальсификата под видом подлинника (о чем мы еще скажем).