АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Им написаны две статьи. Помещены они в двух самых солидных французских газетах — «Монд» и «Фигаро». Содержание их было совершенно не похоже на предыдущие французские рецензии.

Статья, напечатанная в газете «Монд» от 25 марта 1977 года, называлась «Солженицын глазами своих близких»'. Автор писал о том, чего можно было ожидать от книга, о которой ходили слухи, что она «явится настоящим сведением счетов». «Намекалось даже, что эти воспоминания были будто бы вдохновлены КГБ (…). С помощью КГБ или без него, но так или иначе были все основания ожидать беспощадного выпячивания всевозможных подлостей и низостей автора „Августа 14-го“, создания предвзятого, обличающего портрета, решительно не сходного с тем образом Солженицына, который он сам создает в своих книгах.

На самом же деле все вышло по-другому…».

«Конечно, мадам Решетовская, — писал Мацнефф, — не скрывает недостатков своего бывшего мужа: его эгоизма, его убежденности, что он „пуп земли“, центр, вокруг которого все должно группироваться; но всё это недостатки, присущие многим писателям, и не надо быть лауреатом Нобелевской премии по литературе, чтобы узнать себя в таком портрете и согласиться с его справедливостью. (…)…И много нас, тех, кто, читая воспоминания Рсшетовской, должны чувствовать свою вину. Мы можем также завидовать Солженицыну, что в его жизни была женщина, которая, пережив все, что он заставил ее пережить, способна рассказать об их браке с полным отсутствием ожесточенности и злобы, с такой нежностью, любовью и незамутненностыо».

И еще: «…надо обладать совсем уж сухим сердцем, чтобы не быть взволнованным жаром оскорбленной души, которым исполнена книга „Моя жизнь с Солженицыным“, мужеством и достоинством этой женщины, тайным отчаянием этих интимных страниц, нежно-горькой чеховской тональностью ее рассказа».

— О Господи! Нашелся, наконец, человек, который заступился за меня, понял меня! Даже не верится.

Что мне особенно дорого, Мацнефф в последних строках статьи вспомнил пьесу Солженицына «Свеча на ветру», считая, что Солженицын вкладывает в уста героя Алекса свои мысли о любви и браке: «Там мы находим подтверждение правдивости волнующего свидетельства Натальи Решетовской».

Может быть, я неоправданно много внимания уделяю этой статье, но ведь я так неизбалована была добрыми отзывами на свою книгу! Теперь, если не напечатают мои возражения журналу «Пари-Матч», то буду утешаться тем, что за меня как бы ответили этой гадкой Марии-Терезе де Броссе! ¹

Габриель Мацнефф противопоставил мне В. Лакшина, назвав его работу «Ответ Солженицыну» памфлетом. Лучшей книгой Солженицына он считает «Дуб и теленок», называя ее самой живой и увлекательной. Впрочем, позволю себе в оценке очерка Лакшина не согласиться с похвалившим меня автором.

Другая статья Мацнеффа, помещенная в газете «Фигаро» от 17 марта, называлась «Венец писателя». Первая половина статьи сходнавоцен-ке моей книги с тем, что писалось им же в «Монд». Но вот что следовало дальше: «В момент разрыва или развода нам кажется, что виноваты в равной мере обе стороны, что наша подруга повинна в нем так же, как и мы; но по размышлению, когда проходит время, мы вынуждены признать, что только мы в ответе за неудачу своего брака. Писатель требует всего от женщины, которую любит, взамен дает ей минуты мимолетного счастья; он беспрестанно ускользает он нее и беспрестанно изменяет ей (то физически, то духовно, а часто и так, и этак). Он ждет от нее полной отдачи, а платит лишь разменной монетой. Наша единственная возможность искупления, единственная возможность заслужить прощение заключается в том, чтобы создать героиню по образу той женщины, которой мы не смогли дать счастья, и посвятить ей роман. Настанет день, когда эта женщина станет старой дамой с седой головой, и ей достаточно будет раскрыть книгу и перелистать несколько страниц, как она увидит себя вновь красивой, молодой, любимой, и она вновь переживет ту великую любовь, которая нам была дана, и услышит, как шум моря из глубины раковины, слитное биение наших сердец. В тот день она снова станет нашим венцом на время и навечно'».

Меня очень воодушевили рецензии Габриеля Мацнеффа. Как бы хотелось, чтобы их прочли не только во Франции! Придется, вероятно, все же подумать серьезно над тем, как разъяснить многим скептикам, почему я написала свою книгу. Надо подумать…