АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

В журнале «Пари-Матч» от 4 марта мне даже пририсованы безобразные круглые очки на снимке, где мы катаемся на велосипедах. Вероятно, хотели показать меня «синим чулком». Автор статьи Мария-Тереза де Броссе уверенно заявляет, что я посылаю покинувшему меня 7 лет назад мужу «несколько пинков и уколов». С насмешкой Мария-Тереза замечает, что я рисую себя «отважной маленькой львицей» в тот период, когда Саня был арестован. Она все же вынуждена констатировать, что «мадам Решетовская страстно любила человека и глубоко восхищалась писателем». Но тут же она обвиняет меня в желании мстить ему, ибо, по ее мнению, из моей книги Солженицын выступает как «тиран и эгоист». И так далее, и так далее… Однако она признает, что я описала «ненасытное интеллектуальное любопытство Солженицына, пожирающего труд за трудом с исступлением, близким к безумию, заполняя бесчисленное количество карточек, которые выучивал наизусть, работая как каторжник, не щадя своих сил». Дальше идет невероятная путаница: Мария-Тереза заблудилась в лесу героинь Солженицына, поставив знак тождества между Светловой и «инженером» из Ленинграда. В заключение она назвала меня «маленькой обиженной обывательницей».

«И все-таки я не очень расстроена, — записала я в дневнике 25 марта. — Шумят! Кто и задумается…»

Тут же стала делать наброски для письма в «Пари-Матч». И уже на следующий день это письмо готово и отослано главному редактору. Одновременно копию этого письма я отослала в издательство «Пигмалион», прося директора поспособствовать его опубликованию в «Пари-Матч». (Полагаю, что этого не случилось).

Делала я наброски и для письма самой Марии-Терезе де Броссе, но потом обращаться к ней передумала.

По здравому размышлению я поняла, что самым серьезным в статье де Броссе было следующее утверждение: «…за некоторое время до высылки из СССР Солженицын объявил, что эта книга был написана при помощи Агентства Печати „Новости“, в обязанность которого входит поставлять пропагандистский материал за границу». Вот против чего надо было возражать в первую очередь! Книгу написала Я, АПН было главным образом посредником. За эту книгу отвечаю только я и, следовательно, я должна разъяснить, почему я ее написала!

Мое письмо¹ главному редактору «Пари-Матч» начиналось так:

«Уважаемый господин главный редактор!

Я полагаю, что мало-мальски добросовестного знакомства с моей книгой совершенно достаточно, чтобы убедиться, что никакого отношения ни к сведению счетов, ни к пропаганде, ни к дискредитации Солженицына она не имеет». И я пояснила, что книгу начала писать еще в период нашей совместной жизни с Солженицыным, при его одобрении. А 14 мая 1973 года он официально признал в газете «Нойе Цюрихер Цайтунг», что на публикацию мемуаров я имею полное право. Издательством же АПН были сделаны лишь сокращения рукописи, обеспечены переводы на иностранные языки и переговоры с зарубежными издательствами.

Я крайне заинтересована в том, чтобы мое письмо главному редактору «Пари-Матч» было опубликовано. Но… будет ли? Никакой уверенности в этом нет, даже надежды не очень велики. И потому меня чрезвычайно обрадовала телеграмма, полученная АПН 25 марта из Лондона. В связи с тем, что 25 апреля в Англии в издательстве «Гранада» выйдет моя книга, желательно получить от меня интервью, которое издательство намеревается предложить ряду газет и журналов для публикации перед ее выходом. И названы вопросы. Они мне весьма импонируют. Всего было предложено три вопроса:

1. Что побудило Вас написать свою книгу?

2. Знаете ли Вы, как Ваш бывший муж отреагировал на книгу?

3. Мы на Западе широко обсуждаем роль женщины в обществе. Было ли Ваше положение в семье всего лишь подчиненным?

Это как раз то, что мне нужно! И, отправив письма во Францию, я обратилась к интервью для англичан, над которым работала несколько дней. Константин Игоревич, прочтя, дал ему оценку «пять с минусом»¹.

Отвечая на первый вопрос, я написала:

«В своей жизни с Солженицыным в течение долгого времени я вела дневники, а также своего рода фотодневники, заполняя целые альбомы нашими любительскими снимками. Я собирала и классифицировала текущую переписку мужа, постепенно приводила в порядок его письма прежних лет. Я все сильнее и сильнее чувствовала, что этот обширный материал необходимо не только систематизировать, но и сплавить воедино.

Муж одобрительно отнесся к моему замыслу, особенно после того, как прочел несколько глав моих „Записок“. Это было еще в 1969 году.

О том, когда, где и кем будет издан мой труд, я не задумывалась. Муж подбадривал меня: „Когда-нибудь цены не будет тому, что ты делаешь!“ Даже в письме Александра Исаевича ко мне от 27 августа 1970 г., в том самом, с которого началась наша драма, были такие строки:

„При всех обстоятельствах ты можешь гордиться нашим долгим лучшим прошлым, оно — твое, ты можешь с полным правом писать свои мемуары — как бы ни пошло дальше, что бы ни было впереди“.