Аптека Пеля

Оставив заказ на столе, он согнулся в поклоне, и тут до Сани дошло, что столичный градоначальник Артюхин это совсем не то же, что дед Артюхин. Вроде человек один, да только мир вокруг другой. И в этом другом мире нет никакого Саньки Чепухина и бомжеватого сокамерника, а есть Питерский губернатор, боевой офицер. У такого, пожалуй, в кобуре не букет фиалок, а наган. Угадывать не станет, кто там его тискает. Пульнет и прощай любой Питер!

Тем временем, Артюхин раскрыл, лежащую на столе «Петербургскую газету», налил крюшона, жадно выпил два стакана подряд и углубился в чтение.

Санек топтался у двери, все еще не определившись, ждать ли ему какого-то Сергея Константиновича или, не мешкая, бежать отыскивать кухню, чтобы уж наверняка поесть. Вдруг этот тип, как и градоначальник, завтракает крюшоном. От этой мысли в животе завыло протяжно и громко, так, что Артюхин опустил газету и настороженно прислушался. Не обнаружив ничего подозрительного, он снова уткнулся в листок, теперь удивленно хмыкая. «Чего это он хмыкает?» — подумал Санек и бесшумно переместился за спину генерала. Заметка, тут же бросившаяся в глаза, называлась «Карманные телефоны у полицейских». В нынешнем веке он и читать бы дальше заголовка не стал, но теперь, когда телефоны были исключительно деревянные и прибитые к стене, статья про мобильники заинтересовала и нелюбознательного Саню.

«Нам передают, что чины царскосельской городской полиции в настоящее время снабжаются карманными телефонными аппаратами, по средством которых с каждого поста, обслуживающему его полицейскому вменяется в обязанность оповещать участковыя управления о всех происшествиях. Аппарат миниатюрных размеров помещается в особо приспособленную для этого сумку, одеваемую с помощью прикрепленного к ней ремня через плечо. Аппарат по средством устроенного при нем особаго штепселя соединяется с пожарно-сигнализационным аппаратом, имеемым на каждом посту, и таким образом происходят переговоры. Изобретение это принадлежит местному приставу 1 части С.А. Го…»

Артюхин сложил газету и бросил на стол. Как звали местного «джобса» так и осталось загадкой. Но сам факт вызвал чувство похожее на то, что Санек испытал, когда Россия обыграла Испанию на чемпионате мира — вроде и победа, но какая-то стрёмная.

Снаружи послышался шум. Приглушенные голоса. Дверная ручка дернулась, и в ресторанный кабинет без доклада закатился господин с огромным пузом и медным, блестящим, как новенький самовар лицом. Он опустился тяжелым задом на стул, шумно вздохнул и махнул рукой на сунувшегося было в след за ним распорядителя: «Позже, братец, позже!» Тот послушно прикрыл двери.

— Чертова подагра… — прошипел толстяк, бесцеремонно освобождаясь от парусиновых туфель. — Чертова…

Когда ноги его в шелковых носках оказались на свободе, господин пошевелил кривыми пальцами, лицом изобразив на секунду страдание. Не спрашивая, налил себе крюшону. Выпил, утер алые пухлые, как у гимназистки губы, лежащей на столе салфеткой и, подавив отрыжку, отрапортовал:

— Петра Михайлович, ваше приказание исполнено! В лучшем виде-с! — и чуть подавшись вперед, ближе к Артюхину, добавил напористы шепотом: — Дойче банк. Никакой доберман не отыщет. Тут еще шведы очень желают концессию организовать… Просят посодействовать. Эти не обидят, не то что, желтомордые хитрожопы, — зайдясь в беззвучном смехе, господин задергал лысой головой из стороны в сторону, как китайский болванчик.

«Ну, жульё», — равнодушно заметил Саня, запуская пальцы в крюшон. Он выловил несколько ягод и кусочек арбуза. Конечно рискуя, но голод сильнее страха. Да и собеседники увлеклись обсуждением гнусных своих дел, настолько, что парень смог отхлебнуть через край безнаказанно и кисловатой жидкости.

Пока ждали еду, ему удалось вольготно вздремнуть на шелковой софе под картиной с голыми девами в пруду. Был там и парень, похоже, за водой пришел с кувшином и явно не желал купаться. Но картинные бабы, по всему видно, настырные вроде Луши. От таких живым не уйдешь — затащили.

К разговорам Артюхина с пузатым он не прислушивался. В дремотное сознание иногда стучались слова незнакомые и непонятные: Гапон, эмансипе, ворвань… Под мерное стрекотание получилось даже ненадолго отключиться и увидать себя в пруду с кувшинками, в плотном кольце дев с одинаковыми лицами, словно его окружили семь Луш и все тянулись к нему ненасытные, наглые, лиловоглазые…

Всхрапнув от ужаса Саня рывком поднялся и вовремя — в кабинет заносили завтрак.

Что еда бывает умопомрачительной он и не подозревал. Его ежедневный рацион был похож на выстрел в желудок: чипсы, полуфабрикаты, обычная дешевая жратва в забегаловках… Но тут! Оголодавший невидимка застыл возле стола, наблюдая пир брюха и прицеливаясь: чего бы стащить.

— Отменно. Как всегда отменно, — тряс щеками толстяк, наворачивая. — Зря вы, любезный Петр Михайлович, кашку гурьевскую не уважаете. У Кюба она великолепна. А пенки, пенки… Одним словом — амброзия…