Аптека Пеля

Другой Невский походил на муравьиную тропу, беспорядочно сталкивающую внутри себя людей, экипажи, трамваи… Все это звучало оглушительно и непривычно, так что хотелось заткнуть уши. Санек остановился у зеркальной витрины Пассажа и тут же ощутил себя вампиром — даже намека на его внушительную фигуру в витрине какого-то Цвернера он не заметил, зато водогреев и самоваров там было хоть отбавляй. На любой вкус и размер. Но самоваром не закусишь.

Часы на Думской башне пробили время обеда, а у него и завтрака сегодня не было.

Когда нагулявшись, он возвращался по Невскому к Стрелке Васильевского острова. В пролете арки мелькнул Зимний дворец. Таким он видел его впервые, вроде по чьему-то зловещему замыслу маляры вымазали все постройки на площади кровью, и та подсохла, запеклась на фасадах. Просторная и светлая Дворцовая, теперь окруженная красными стенами, замкнулась сама в себе, ощетинилась в предчувствии надвигающейся катастрофы, все еще цепляясь ангелом за небеса и призывая с фронтона Генштаба: «Боже царя храни».

Гужевые повозки уныло тянулись вдоль дворца, редкие прохожие спешили по своим делам через площадь, не догадываясь, что через каких-то десять лет не будет царя, России и Бога. Его тоже отменят.

На Большой Морской в реальном Питере можно было перекусить по-быстрому едой с кисло-сладким соусом и запить все это приторной колой. Еще недавно посещение Макдональдского ресторана, с трущей у тебя под носом шваброй пол прыщавой девицей, казалось верхом наслаждения. Но теперь он мог позволить себе запредельную роскошь: вместо сетевого фаст-фуда, настоящий буржуйский шинок с вышколенным швейцаром у входа. Все равно никто не заметит, что ты без фрака.

Первое попавшееся на глаза заведение называлось «Кафе де Пари». Потому как много дорогих экипажей ожидало у входа, было ясно, — тут точно парижское и дорогое. Из парижского Санек ел только жульен с шампиньонами в кафе на заправке. И ему не понравилось. В том, что публика здесь жирует, сомнений не осталось. Уж больно хороши были сияющие кареты и коляски, ухожены и сыты, впряженные в них лошади, а возницы трезвы и опрятны. Назвать их физиономии рожами язык не поворачивался. Космы и бороды аккуратно острижены, сапоги надраены гуталином, так, что несло за версту.

Облаченный в зеленый кафтан швейцар и усом не повел, когда за его спиной беззвучно отворилась дверь, впуская господина невидимку.

В огромном мраморном вестибюле с пошлыми пальмами в кадках и хрустальной люстрой над головой, Санек заробел вроде попавший на Кремлевскую елку первоклассник. Где тут кормят сразу и не понять. Ни гостей, ни официантов. Он осматривался и принюхивался, пытаясь уловить запах прогорклого масла, обычно бьющего в ноздри возле Макжрака, но в «кафе де пари» едой не пахло. Стоять бы ему так до голодного обморока, но тут из-за кремовой гардины, выпорхнул тощий и вертлявый человечек, пронзительно выкрикивая кому-то: «Генерал губернатор приехали-с! Петр Михайлович! На завтрак-с!»

Тот, кому предназначались сигналы, возник, как черт из табакерки, вернее гусь. Гусь во фраке. С гордо выпяченной грудью в белой манишке.

Он махнул рукой на вертлявого, и тот вновь юркнул за штору. Да там и затих. А важный, пригладив ладошками влажно блестевшие остатки волос, устремился навстречу гостю.

«Завтракать в два часа какое-то гламурное свинство…» — подумал Санек, разглядывая входящего. Человек в военной форме, подтянутый, прямой с плотным ежиком волос на голове и пронзительными глазами торопливо пересек вестибюль, взбежал по лестнице на второй этаж, так, что «гусь» еле за ним поспевал. Задыхаясь, он тащил свое грузное тело вслед за стремительным гостем, наконец, у самой двери нагнал его и распахнул, приглашая в кабинет.

— Подавать изволите или обождать, Петр Михайлович?

— Принесите крюшону. Жара сегодня. Остальное позже. И вот еще что, — останавливая распорядителя в дверях, добавил генерал. — Сергей Константинович, как только прибудут, проводите ко мне в кабинет. И чтобы никто не мешал. Уж вы распорядитесь.

— Будет исполнено, — кивнул гусь во фраке, удаляясь.

Санек, увязавшийся вслед за генералом, теперь разглядывал мужчину пристально, точно кондуктор пять тысяч, протянутые ему за билет. Узнать в молодцеватом офицере недавнего сокамерника казалось невероятным. Но уши! Почти эльфийские… и этот густой ежик Петра Михайловича, взращенный на пелевском эликсире…

«Артюхин!» — обрадовался Саня, и хотел было кинуться с объятьями к губернатору, но ему помешал официант. Держа поднос на растопыренных пальцах и, мелко перебирая ногами под белоснежным в пол фартуком, тот подплыл к столу. Внутри запотевшего кувшина, в бордовой жидкости плавали вишневые ягоды и кусочки арбуза.