Аптека Пеля

— Пустите!!! Отпустите меня, Алекс!!! — пыталась сопротивляться она, но маленькие кулачки — слабая оборона. Выбившись из сил, Ева нам миг затихла и вдруг заплакала. Тонко и жалобно.

Саня остановился и медленно опустил девушку на песок.

Ева глядела на него застывшими глазами и судорожная усмешка дергалась в уголках припухших губ. Она смеялась. Да. Теперь он отчетливо видел, что смеялась. Но как-то болезненно и напряженно.

— Я не хотел… — промямлил Санек, отступая. — Извините… И вообще… я хотел сказать, что люблю вас. Я спасти вас хочу… Потому что в восемнадцатом вас убьют. Но у меня есть порошок…

Ева холодно глянула на оракула и тот осекся.

— Алекс, вам видно напекло голову, — ледяным тоном припечатала она, поднимаясь. — И вообще, вы здесь, чтобы защищать меня, а не нападать. Я иду в дом. А вы остаетесь здесь. Завтра на рассвете за нами приедут. И не нужно больше так шутить.

— Я не шучу, вы хоть у Артюхина спросите. Генерал-губернатора вашего… — пытаясь оправдаться, Саня выглядел теперь полным идиотом. Ева лишь покачала головой и пошла к дому.

Утро выдалось сырым и серым, точно питерское. Бакланы носились над водой с отчаянным криком вроде звали на помощь. Саня поежился и вылез из-под сетей, ночью замерз так, что окоченели ноги. Он подошел к воде, та оказалась на удивление теплой. Купаться не стал, только умылся. Несколько раз ополоснул череп, на котором уже пробивалась густая поросль жестких светлых волос. Он глянул на себя в зеркало воды, но не увидел ничего хорошего. С такой рожей рассчитывать на взаимность если только с… отчего-то в голову пришла мысль о мадам Домински и Санька передернуло.

Его мешок с вещами остался в доме. Хочешь — не хочешь, а зайти придется. Дорога дальняя и гулять босиком неизвестно где и сколько не сильно хотелось. Саня подтянул штаны и тут вспомнил про Лушин тайный карман, но тот оказался пуст. Он хмыкнул без сожаления. Заплатить за Чёрное море все же пришлось.

На пороге столкнулся с товарищем Евой. То, что он ей теперь только товарищ печалило, но для него по-прежнему она оставалась самой желанной барышней на земле. Даже дешевые цветастые кофта с юбкой, такие как на работницах, не портили его принцессу, а белый платок на голове и вовсе казался короной.

— Доброе утро, Алекс, — неожиданно мягко приветствовала она несостоявшегося любовника. — Обуйтесь. Мы едем работать. И не забудьте паспорт.

Он растерянно кивнул, бросился в двери, задел косяк — вспышка боли на мгновенье обожгла бедро. Бестолково стал метаться по комнате соображая, где оставил мешок. Нашел под кроватью. Разрывая неподатливый узел, вытряхнул кроссы — родной паспорт под стелькой, липовый — в «лушин карман» Посмотрел на сапоги, валявшиеся у порога, и не думая сунул ноги в привычную обувь.

— Я готов!

Ева даже не взглянула на него. Подхватив карнизу, прикрытую тряпицей, по песку направилась к тропинке, неторопливо и осторожно, чтобы не набрать мелких камушков в грубые, похожие на лапти, туфли без каблуков.

Какое-то время они, молча, сидели на пригорке у дороги. Море, подсвеченное розовой дымкой, безмятежно ожидало восхода. Огненное колесо едва показалось над горизонтом. Саня смотрел на неотвратимое движение светила, понимая, что ничто не может изменить его хода. Так же как и ход истории, уже свершившейся, никто изменить не в силах. Ева не поверила, не стала слушать и начинать разговор заново ему не хотелось. Сердце точила тоска оттого, что уже не вернуть прежнюю Лампушку.

— Не понимаю зачем работать в таком офигенном месте… — он растянулся на траве, подложив под голову руку. — И долго мы будем собирать виноград?

— Пока не соберем, — не отрывая взгляда от воды, ответила холодно.

Саня озадаченно взглянул на Еву, не понимая шутит та или нет.

— А вы знаете, Алекс, — начала она, отгоняя веткой зверобоя от лица назойливых мушек, — что в начале двадцатого века в России процветает рабский труд? Девочки с тринадцати лет работают на чайных фабриках, имеют жалования ничтожные восемь рублей. По двенадцать часов дышат чайной пылью. Недоедают и оттого страдают малокровием и туберкулезом. В ткацкой промышленности, в типографиях женщины получают жалкие копейки работая по шестнадцать часов. В красильнях на фабриках, в крохотные мастерских жара, грязь, вонь. Краска въедается в кожу. От нее чернеют и крошатся зубы. В тридцать они выглядит как старухи. Живут по восемь человек в комнатах. На Волге бурлачат! Стопудовые баржи тянут пять баб! И все равно у них нет самого необходимого, они вынуждены торговать своим телом. Отсюда поголовный сифилис. Здесь в Крыму заставляют работать круглые сутки. Девушки с фонарями на груди ночью собирают табачные листья. Турки-плантаторы жестко бьют их, бранят скверными словами. Простая русская женщина для них вещь, которую можно купить и продать. Потому России нужны истинные реформы. Неограниченная монархия — враг народа! Мы должны на собственной шкуре почувствовать как это быть угнетаемым классом.