Арьяны

Пашка любезно открывает дверь и помогает выйти из машины. Свежий воздух действует на меня расслабляюще. Откуда-то издалека доносится аппетитный аромат жареной курицы и хлеба. Пустой желудок предательски издаёт жалобное урчание. Брат многозначительно косится в его сторону, словно каким-то чудесным образом уловил этот звук сквозь городской шум.

– Сколько ты не ела? – спрашивает он, подтверждая безумную догадку.

– Около пяти часов. Но как ты узнал?

– Слух опытного механика – по посторонним шумам угадываю неисправность.

Пашка пытается обезоружить меня непринужденной улыбкой. Подозрительно. Всё это слишком подозрительно. Сама не знаю, почему придаю значение столь мелкой детали. Возможно, просто устала от перелёта, или приближение к дому бабушки ворошит притупленную Женькиными таблетками тревожность.

Когда мы возвращаемся в машину, Пашка сразу включает музыку, видимо, во избежание неудобных вопросов. Но после ванильной булочки и питьевого йогурта мне самой не особо хочется вести разговоры. Углеводы быстро разгоняют тепло по телу, и оно легко поддаётся самому коварному из ощущений – «блаженству сытости». А где сытость – там и сон.

Глава 3

Вишни и сливы, растущие в западной части сада, тихо трепещут на ветру, млея в лучах утреннего солнца. За искусным плетением веток синеет безоблачное небо. День обещает быть жарким. Если верить пузатому термометру в виде божьей коровки, уже к этому часу воздух прогрелся до двадцати двух градусов. Но что-то в этой идиллии меня смущает. Я закрываю глаза и прислушиваюсь. Где-то вдалеке слышится гудение двигателя. Чуть ближе – стрёкот кузнечика, шелест листвы и… Вот оно. Странный звук с другой стороны сада. Будто несколько твёрдых предметов разом рухнули на что-то металлическое. Осторожно огибаю дом и натыкаюсь на бабушку, грациозно собирающую с земли разноцветные яблоки. На ней – яркая жёлтая футболка и льняные белоснежные кюлоты. Ноги украшают плетёные сандалии на небольшом каблучке. Дополняет образ аккуратная соломенная шляпка и очки с золотистой цепочкой.

– Проснулась? – не отрываясь от своего занятия, приветствует бабушка.

Позади неё – две полные плетёные корзинки и большое эмалированное ведро, забитое уже наполовину.

– Это за ночь столько нападало?

– Да, нынче хороший год для яблонек выдался. Будет из чего заготовок наделать. Такую яблочную пасту сделаю – покруче ваших «Нутелл» будет.

Я механически смеюсь, стараясь не выдавать тревожного волнения. Это ведь невозможно. Она умерла вчера от сердечного приступа. Пашка позвонил мне, всё рассказал. Мы встретились в аэропорту, он привёз меня сюда. Я проснулась, вышла в сад, а тут она. Бред какой-то.

– Ба, тебя ведь не должно здесь быть, – говорю осторожно, чтобы не напугать её.

Она удивлённо приподнимает бровь, не переставая улыбаться.

– Что ты такое говоришь, милая? Я как раз там, где нужно.

Бабушка смотрит снисходительно, будто пытается донести очевидную истину несмышлёному ребёнку. Но эффект получается прямо противоположный, я только сильнее запутываюсь.

– Бабулечка, ты не понимаешь. Тебе нельзя тут… – повторяю сбивчиво.

Противный ком подступает к горлу. Как же ей объяснить, что всё это не может быть правдой? Она ушла. Навсегда ушла. Каждый уголок её дома кричит об этом. Я видела опустевшие комнаты, задёрнутые траурной тканью зеркала, свечу в лампадке возле икон и дубовый гроб в ограде.

Внезапно улыбка сползает с бабушкиного лица. Взгляд суровый и холодный скользит куда-то за меня. Слышу чужое дыхание позади и резко оборачиваюсь.

– Папа…

Укоризненный взор из-под очков, плотно сомкнутые губы и спрятанные в карман чёрных брюк руки – всё выражает в нём крайнюю степень недовольства. Я пытаюсь понять, почему он так раздражён, однако долго гадать не приходится.

– Аня, тебе тут не место, – грозно чеканит отец.

– Нет, это тебя и бабушки здесь не должно быть. Вы же…

– Не стоило приезжать в Скров, – перебивает он.

– Что? Пап, объясни толком.

– Возвращайся домой!

– Ты не можешь решать за неё, – неожиданно вступается бабушка и выходит вперёд, как бы защищая меня.

Но с каких пор вообще мне нужна защита от родного отца? Какого чёрта здесь происходит?

– Мама, ты из-за своей слепой веры подвергаешь её опасности. Они её уничтожат, как только правда откроется.

– Я так не думаю, – с вызовом отвечает бабушка. – А вот ты безосновательно рискуешь, расхаживая тут. Скройся, пока беду на всех не накликал.

С каждым новым словом всё труднее уловить нить их разговора. В голове полная каша. Меня мутит. И словно уловив моё настроение, погода резко меняется. Мощный порыв ветра срывает с бабушки шляпу и относит за забор. Лазурная акварель вмиг превращается в мрачный чернеющий купол. Отец встревоженно кричит: «Аня, беги» – и через мгновение буквально растворяется в воздухе.

– Чего ждёшь? Сказали же, убегай! – подстегивает бабушка, и я со всех ног бросаюсь к калитке.