Если спор не заканчивался мордобоем, то самым веским критерием правоты одного из участников считалась его поддержка слушателями спора. Получение поддержки кем-либо из присутствующих при ведении спора выставлялось им как подтверждение его правоты, а поддержка большинством - как неопровержимое доказательство. Однако, получивший меньшую поддержку не спешил этого признавать, объявляя, что оппонента поддерживают одни лишь дураки, а мнение дураков он слушать не обязан. И тогда его спор с оппонентом перетекал в спор со всеми его поддерживающими, и выяснение поводу того, кто дурак, велось уже с ними со всеми. В таком режиме марамуки, обычно, могли иметь за собой огромное количество проведённых споров, при этом, не имея ни единого поражения (по крайней мере, такого, которого бы за собой признавали сами). А когда человек ни имел ни одного поражения, у него и привычки не было задумываться в направлении, что он, возможно, в чём-то неправ. Наоборот, сама сложившаяся обстановка формировала в нём мораль, что он всегда должен исходить из того, что он несомненно прав, а потом уже, исключительно в рамках этого постулата, принимать или не принимать какие-либо доводы. И само показательное нежелание слушать оппонента было тоже очень важным приёмом, сразу дающее ему понять, что ничего доказать у него не получится, и, таким образом, сразу ставящее его "на место". Ибо сама жизнь в правовом Обществе учила, что иной подход - признак неопытности и наивности.
В сложившейся системе была и ещё одна особенность: когда человека не заставляли учить ничего такого, что требовало бы серьёзной интеллектуальной нагрузки, у него оставалась куча свободной нерастраченной умственной энергии, а когда энергии переизбыток, её весьма неплохо было выплеснуть в том же споре. Поэтому споры марамуки вели, не смотря на скромный интеллектуальный багаж, обычно достаточно жарко и упорно. И когда марамуку говорили какую-то вещь, он не спешил анализировать её с разных сторон, а всегда ограничивал понимание только тем направлением, которое вело в пользу занимаемой им позиции. Зато всю сэкономленную энергию вкладывал в проработку этого направления как можно дальше, и потому в своём понимании обычно бежал сразу на несколько шагов впереди оппонента, сам же за него продумывая его ответы и сам же им оппонируя. Например, если кто-то говорил марамуку, "Начинать решать проблемы надо с того, чтобы не допускать к голосованию за закон таких кто не умеют считать...", у него сразу срабатывал ход мыслей: "Он нарушает мои права, лишая свободы решать, что я обязан, а что не обязан учить. Где нападение на мои права, там я должен защищаться. Потому, что, где, такие, как он, лезут с такими заявлениями, там взаимопонимания быть не может - это уже проверено на практике сто раз. Где нет взаимопонимания, там мордобой. А где мордобой - там растоптанные апельсины, а их и так не хватает. В общем, который хочет растоптанных апельсинов, при том не понимает этого!". И потому отвечал сразу так: "...это если таких, как ты слушать, то это всё закончится тем, что я вообще ни дольки не получу!". Или так: закон, лезут рассуждать. пторые не учивточки зрения которых каждую составляющую вопроса можно проанализиоровать.обирается. "...ты дурак?!". И трудно было угадать, что он имеет ввиду, и с какого места надо начинать, чтобы вернуть разговор в нормальное русло. Впрочем, установление взаимопонимания в таком разговоре было только проблемой для оппонента, который хотел заставить марамука учиться считать, а марамука завершение разговора на этом моменте и так устраивало. С той поры марамукам очень трудно было что-то объяснить, если они изначально что-то уже считали неправильным, ибо жизнь в правовом Обществе научила их очень активно отстаивать свою правовую позицию.
История
восьмая. Как появилась система обученияОднажды верховный заявил, что члены настоящего правового Общества должны быть не только полноправными и свободными, но и грамотными. После этого была учреждена система обязательного обучения.
Поскольку по Закону никто не мог быть принудительно заставлен учиться считать, обучение счёту в программу обязательного обучения не входило. Оно входило в курс дополнительного обучения, которое каждый мог пройти по желанию, но никоим образом не по принуждению. Ибо перед законом все были равны, и нарушать его не имел права никто, в том числе и сам верховный, и даже ради такой благородной цели, как просвещение.