- Как вас могут не обмануть, если вам обещают по пять апельсинов, когда тысячу нельзя поделить на тысячу иначе, чем, чтобы каждому достался всего один?!
- Ну, это твоё личное мнение, а мы вот считаем, что может быть и по пять, если только правильно поделить, а то, что ты говоришь, ещё не доказано! И мы тоже имеем право на своё мнение, так что извини, под твоё мнение прогибаться мы не обязаны.
- Да чего тут доказывать то? Вы сначала считать научитесь, потом о доказательствах говорите!
- Нет, извини, нам кажется, что вероятность того, что ты говоришь правду, очень маленькая. А ради того, чтобы это проверить, мы даже не собираемся так напрягаться и учиться считать! - ответили ему и сделали серьёзные лица.
- Тогда знаете что, голосуйте за принятие такого закона для себя, а меня не надо в эту мошенническую схему включать! Хотите по пять каждому - принимайте свой закон и давайте каждому по пять, а мне дайте мой один.
- Нет, извини, - вмешался тут автор законопроекта, - арифметика для всех одна. И суть настоящей демократии в том, что все должны делать так, как проголосуют большинство. А если позволять одному отделиться, то и другие захотят, и тогда никакого порядка построить не получится, и будет один хаос и беспорядок!
- Да! - закричала толпа, - где нет единства, там не может быть порядка! - и все приступили к голосованию.
Больше того, кто требовал отдать себе один апельсин, не слушали. И когда голосовали, не спрашивали, устраивает ли его такой порядок. И взять ему себе один апельсин никто не позволял.
После процедуры деления кому-то достались сотни апельсинов, кому-то десятки, а кому-то просто апельсины. Впрочем, положение последних было не самым худшим, если учитывать, что кому-то достались дольки, кому-то всего одна долька, а ещё очень многим пришлось огромным числом делить между собой одну дольку. Последний процесс был настолько щепетильный, что каждый напрягал, как мог, все свои силы, чтобы не дать обделить себя ни на миллиграмм. Для каждого было делом принципа отстоять вещь, которая была не только вкусной и полезной, но и как будто-то что-то олицетворяющей. Что именно, они могли даже выразить словами, но чувствовали, что это очень, очень важно.
Поскольку апельсины протухали раньше, чем их успевали съесть те, у кого их было слишком много, их хозяевам приходилось придумывать другие способы их использования. Они кидались ими друг в друга, стреляли по ним, используя в качестве мишеней, и придумывали другие развлечения, которые все вместе получили названия "апельсинобол". Основной изюминкой апельсинобола было то, что позволить себе такие вещи могли только они. Такое отношение к апельсинам, конечно, многим казалось расточительным, но что же поделать, ведь апельсины то принадлежали им по праву, а в правовом обществе собственники имели право распоряжаться принадлежащими им вещами, как им заблагорассудится.
Ещё апельсины часто использовались хозяевами так же во взаиморасчётах между собой, и в качестве оплаты за разные обязательства и соглашения. Так же активно применялись в качестве премий за всевозможные действия, на которые ради них можно было заставить пойти особо нуждающихся. Апельсиновые дольки были столь востребованы, что иногда нуждающиеся готовы были на любую работу, чтобы получить их. Имеющие много апельсинов заставляли их проделывать разные смешные трюки, чтобы развлечься, и платили за это апельсины. Например, ползать на четвереньках, и кукарекать петухом. Иногда устраивались целые конкурсы, где приз доставался тому, кто сделает самый смешной трюк. За дольки так же богатые заставляли бедных носить себя на шее, и то же за это платили. Ещё были очень популярны бои, где победитель награждался апельсином. За каждый выбитый сопернику зуб боец тоже отдельно премировался апельсином. Собиравшиеся поглазеть на бои богачи даже делали ставки на количество выбитых зубов. И в качестве ставок тоже использовались дольки и апельсины. Наиболее богатые иногда устраивали даже групповые бои.
Благодаря всему вышеописанному, каждый, кому не хватало той доли, которая ему доставалась по Закону, мог пойти и заработать столько, сколько ему не хватает. И когда кто-то возмущался, что не удовлетворён своими правами и свободами, ему отвечали: "Иди и работай, кто тебе мешает? А если не хочешь, то сиди и не ной!". Такое положение дел не всем казалось справедливым, но они никак не могли подобрать подходящих слов, чтобы чётко выразить состав претензий, а без этого претензии никто не хотел слушать. Кажется кому-то его положение унизительным - его личное дело; никто не заставляет его считать иначе, а другим вот так не кажется, и у него нет права навязывать им своё мнение. Ведь жили то они в правовом обществе, а в правовом обществе каждый имеет право иметь своё мнение о происходящем, и никого не слушать.
Однажды к занимающимся очередной делёжкой апельсиновой дольки толпе подошёл человек и сказал: