- Если вам так важно то, за что вы тут боретесь, то, что же вы меня проигнорировали, когда я предлагал вам гораздо больше гораздо меньшими усилиями? Почему вы не послушали меня, когда я предлагал вам учиться считать? А если вас устраивает что-то недополучать, то, почему я тоже должен из-за вас в конечном итоге недополучать то, что мне полагается по справедливости?
Это был тот самый человек, который не хотел принимать Закон правового Общества. Ему в ответ последовали реплики:
- Мы не понимаем, чём ты говоришь!
- Уйди, не видишь - нам некогда?!
- Можешь высказывать тут, что хочешь, а мы имеем право слушать, или не слушать.
- Ты не имеешь права указывать нам, на что мы должны тратить своё время и силы!
- Руки прочь от наших свобод!
И, когда тот, кто сказал фразу про права и свободы, её произнёс, он почувствовал за собой силу правовой системы Общества, готовой всей своей мощью встать на защиту его прав, по одному его требованию. И, ощущая себя частью этой силы, готовой действовать в его интересах, и будучи наделённым полномочиями представлять её, и даже говорить от её лица в определённых случаях, он почувствовал что-то, чего как раз ему и не хватало при деле же дольки. Так сложились устои правового Общества, а день принятия Закона его инициатор стал отмечать каждый год с особой пышностью.
История
пятая. Как появилась оппозицияУ создавшейся системы распределения была одна особенность. Когда распределяющий тысячу недодавал находящимся под "сотникам" то, что им полагалось по Закону, они говорили про него, что он не умеет считать, и не способен правильно поделить апельсины. Когда от них недополучали "десятники", последние говорили то же самое и про них, и про главного. А когда самые низшие недополучали своего, они говорили это про всех них сразу. При этом, все по опыту знали, что когда начинают делить не с них, они в конечном итоге недополучат своего. И когда каждый говорил всем, что надо начинать делить с него, а его не слушали, он объявлял всех идиотами, не способными принимать разумные доводы. Поэтому позиция типичного низшего участника Общества обычно сводилась примерно к следующему: "У нас в правительстве одни идиоты, которые не умеют считать, и не могут поделить апельсины правильно, а вот если бы я был главным, я бы научился, и поделил бы, как положено. И вокруг меня тоже все идиоты, которые не понимают, что меня надо сделать главным, а раз меня не хотят делать главным, то и зачем мне учиться считать?". Позиция же типичного вышестоящего включала обвинение в идиотизме лишь тех из окружающих, кто были равными и вышестоящими. Кем они считали низших, неизвестно, ибо они про них они ничего не говорили. Но когда они обвиняли равных и высших в идиотизме, они почему-то косились именно на последних, и при этом голос у них звучал как то не особо уверено, что характернее всего ощущалось у тех, кто был уполномочен делить сотни. Создавалось впечатление, что эти вообще не верят в то, что говорят, а делают это только для вида, чтобы потребовать у главного больше апельсинов. Низшие же, наоборот, заявляли о своей позиции с таким жаром и уверенностью, что не оставалось никаких сомнений в их искренней убеждённости. И когда вышестоящие говорили о том, что ещё более высшие не умеют считать, их заявления подхватывались низшими с таким энтузиазмом, что у заявляющих появлялся какой-то спортивный интерес им подыгрывать. И, поддаваясь азарту дирижировать общим настроением, они настолько втягивались в роль, что, как будто добирали от неё недостающей им уверенности в своих словах.
Однажды один из уполномоченных делить сотню апельсинов официально заявил: "Сначала мне мои пятьсот апельсинов на мою сотню. А потом, делите, как хотите!" Красноречиво изложив, как мог, это своей сотне, он добился практически полного её одобрения. Так же ещё с ним, в принципе, был согласен другой его коллега, но с одной оговоркой: первые пятьсот должны были достаться его сотне, а вторые - сотне партнёра. И был ещё один уполномоченный делить десяток, который тоже кое-что имел против существующего порядка. Правда позиция последнего была в том, чтобы сначала главный брал свои апельсины, а потом уже, при делении между его десятком, им отдавалось пятьдесят. Как это должно было отразиться на остальных, его не особо волновало, так же, как не волновало и его новых "единомышленников". Простым же участникам Общества было абсолютно всё равно, что и как должно было быть прописано в цифрах, которых они не понимали, но им было важно, чтобы им каждому доставалось по пять, и они готовы были кинуться на поддержку каждому, кто им это пообещает.
После очень долгих и жарких дебатов по формированию единой позиции, наконец, была достигнута договорённость в рамках общей программы: "Когда начинают делить не с нас, это не правильно!". С этим лозунгом появилось новое движение, которое в последствии получило название "оппозиция".