Его имя оно выбито на моей душе кровавыми буквами. Его оплели шипы и каждый раз, когда я думала о нём, больно было. И я пылала. И горела. И плавилась. Неправильные чувства для неправильной меня.
Всё скрутилось внутри тугим комом, который тяжестью в животе сидел. Я старалась не отставать и шипела всякий раз, когда наступала голой ступнёй на холодную землю. Кожа словно натянулась, мне хотелось в тот момент окунуться с головой в воду и смыть с себя жалящий пепельный аромат костра. Вонь, едкую от дыма и те голоса, которые напевали злой мотив, пытаясь изгнать из меня демонов. Освободить мою душу. Глупцы.
— Почему ты здесь? Почему спасла? — продираясь сквозь заросли кустарника, спросила.
Между нами такая натянутая тугая нить лжи, что мне хотелось надрезать её. Тишина, а потом гортанно:
— Я его сестра.
Я споткнулась от этого признания. Сестра? И тут после признания всё встало на места.
— Хотела узнать тебя. Ты видела нас с Атласом той ночью, когда следила за ним. Должна была убедиться, что ты не одна из тех девушек, которых влечёт к нему из-за опасности и тьмы.
— Ты проверяла.
— Ага.
В мою голову врезалась правда опаляющей сжигающей нитью. Я вспомнила все те разы, когда Рошин пыталась подружиться со мной. Пригласила в свою библиотеку. Давала книги, которые я сама бы не нашла. Подпитывала мою любознательность новыми кровавыми чёрными историями. А потом, когда поняла, что Атлас следит за мной, когда увидела нас в её доме. Рошин предупреждала держаться подальше. Притворялась. Лгала. А потом то признание она его любовница, чтобы я поверила, и я впитала каждое слово, которое ложью слой за слоем ложилось, опутывая мою душу.
— Ты лгунья, — выдохнула. — Это был хороший план убрать меня с дороги сказав, что ты самая большая любовь Атласа, а я всего лишь развлечение.
Рошин остановилась и обернулась ко мне. Её взгляд полыхал какими-то опасными эмоциями. Там предостережение было. И когда её глубокий голос задел меня, коснулся моих ушей, достиг разума, я готова была упасть на колени.
— Последний раз, когда он позволил себе привязаться к девушке, её сожгли на костре.
В моём горле ком. Я поперхнулась и горько закашлялась, представив, нет, не могла представить каково это — быть заживо сожжённой на костре? Боль не просто выворачивала наизнанку, она опаляла нервы, она так едки жгла, что казалось, будто я проглотила лаву, которая обжигала мои внутренности, превращая их в пепел. Да я была близка к подобному развитию событий и, если бы не Рошин, узнала каково это — быть заживо сожжённой на костре.
Она прочла всю мою боль и каждую эмоцию. Рошин поджала губы, а потом кинула в меня очередной пламенный валун, который врезался внутрь моей души и расколол её.
— Он видел её мучения. Атласа привязали к столбу прямо напротив, когда поджигали сухой хворост. Она не кричала, только плакала. Её солёные слёзы он впитывал в себя, позволив каждой частичке боли, которая постепенно охватывала тело прожигать его нервы, — в её глазах неприкрытая неутолённая агония. И нечто такое тёмное то, чем всегда пугал меня взгляд Атласа пламень огня. Адский. Кровавый. Жаждущий отмщения. — Я не хотела, чтобы ему пришлось дважды видеть, как смерть пожирает ту, что пленила его мысли. Атлас не заслуживает подобного, чтобы ты не услышала от них. Каждое слово, которое ты проглотила, позволила пропитать твои мысли — ложь. Они умелые манипуляторы, так что если ты охладела, остыла к нему и не сможешь принять, не иди за мной.
Я сжала руки в кулаки, пока в голове крутились слова Атланта «братоубийца». И каждый раз тот ядовитый больной голос нарастал на октаву выше, пока не заорал в моей голове. Но я не двинулась с места.
— Он просил привести тебя, но если сомневаешься не ходи. Я не позволю причинить боль. Атлас не должен видеть страх в твоих глазах. Или сомнения. Или ты ему веришь или нет. Третьего варианта не будет, Зафира.
— Он убил брата? — на вызов в глазах Рошин, спросила. В моём тоне не было гнева обвинения. Он не сочился презрением или ненавистью. Мне просто нужен был ответ.
— Да, — ядовито и горько прозвучало то признание.
Прикрыв глаза, прислонилась к стволу дерева, позволив себе небольшую передышку. Мне нужна пауза момент, который я всегда упускала. Рошин она проверяла меня и не говорила, разрешив образам кровавым и смертельным наполнить моё сознание. И я позволила себе в тот миг пережить каждую эмоцию, облиться той кровью в удушающем захвате реальности, который тугим кольцом стягивал грудную клетку. Рошин опустилась рядом со мной и молчала. Ждала. Думала, я встану и сбегу, чтобы не встретиться с Атласом, и какая-то часть меня, и я не знала насколько она велика готова была поступить подобным образом. Вскочить завопить от раздирающих больных мыслей и сбежать. Но другая она властвовала. Давила. И рвала изнутри болью, потому что сбежав, я больше никогда не смогу вернуться.