Архив потерянных детей

Проще говоря, наши два способа слушать и понимать звуки окружающего нас мира, видимо, оказались попросту несовместимы. Я – журналист и всегда им оставалась, пускай и отважилась на время выйти из своего «звукового диапазона» и теперь не знала, как вернуться в журналистику, как вернуть себе метод и форму, а тому, что я делаю, – смысл. Он же всегда принадлежал акустемологии и саунд-арту, он посвятил себя собиранию голосов эха, ветров и птиц, на какое-то время обеспечил себе некоторую экономическую стабильность за счет крупного урбанистического проекта, а сейчас возвращался к своему призванию. За последние четыре года на звуколандшафтном проекте он приспособился к более общепринятым методам, но никогда не отказывался от собственных идей относительно звука; я же нырнула в проект с головой, по ходу дела кое-чему училась и блаженствовала на свободе, для разнообразия не заботясь о сиюминутных политических последствиях материалов, которые записывала. А теперь меня снова потянуло назад, к злободневным проблемам, которые всегда волновали и притягивали меня. Мы снова гнались каждый за своими давними призраками – хоть это нас еще объединяло. Теперь же каждый из нас решился снова пуститься в одиночное плавание и в каком-то смысле вернуться к своим истокам, и наши пути неудержимо расходились. Пропасть между нами оказалась куда глубже, чем мы предполагали.

ЧЕЛОВЕК ВЫМЫШЛЕННЫЙ

Пока что нас еще соединяет мостик, и это купленная девочкой в Эшвилле «Книга без картинок». История простенькая, но определенно метафикционная[56]. Она о том, как читать книгу без картинок и чем это лучше чтения книги с картинками. Мальчик со своим отцом уже вернулись с сеанса звукозаписи, а на улице по-прежнему льет как из ведра. Мы пришли к общему мнению, что в такую погоду ездить слишком рискованно. И взамен решили почитать. Мы читаем вслух «Книгу без картинок», перечитываем снова и снова, перемешавшись ногами и локтями на кровати, а дверь нашей комнаты распахнута на улицу, потому что мы желаем слушать, как стучит дождь, и заразиться частичкой его настроения, к тому же дети на каждой странице так заходятся от хохота, что нам кажется правильным позволить частичке этого момента, большего, чем сумма нас четверых, выпорхнуть из комнаты и вольной птицей летать по миру.

ЭКЗЕГЕЗА

После полудня ливень наконец-то переходит в редкую морось, мы загружаемся в машину и берем курс на Нэшвилл. Каждый день мы продвигаемся все дальше и дальше на запад, хотя иногда кажется, что мы «едем на месте» и у нас под колесами лента бегового тренажера. В салоне те же закольцованные течения голосов, вопросов, понтов и предсказуемых реакций. Пропасть молчания между мной и мужем все растет и ширится. «Всякий раз, просыпаясь в лесу холодной темной ночью…» Опять эта ненавистная строчка из Маккарти. Я ставлю на паузу и просматриваю музыкальный плейлист. Каждый из нас выберет по одной песне. Мой выбор – «С нами Бог» Боба Дилана в исполнении Одетты Холмс[57], ее кавер-версию я ставлю выше оригинала. Муж выбирает «Прямиком в ад» в оригинальном исполнении панк-рок группы «Клэш». Мальчик заказывает «Покрасить это черным» «Роллинг Стоунз» – и я хвалю его хороший музыкальный вкус. Девочка хочет «Разбойника» супергруппы – c Вилли Нельсоном, Джонни Кэшем и еще двоими, чьих имен мы не знаем, а уточнить все время забываем. Мы два-три раза проигрываем композицию и глубокомысленно разбираем ее строки[58], как будто это не меньше чем барочная поэзия. По моей теории, песня о художественном вымысле и как он позволяет прожить несколько жизней. Муж считает, что это песня на тему американской истории и американской вины. А мальчик – что о технологических новшествах средств передвижения: сначала верхом на лошадях, потом на шхунах по морям, а дальше на звездолетах по космическим пространствам. Возможно, он и прав. У девочки своей теории пока не сложилось, но она явно желает ее вывести:

Что такое лезвие?

Часть ножа, которой режут.

Так разбойник орудовал ножом?

Да.

Чтобы кромсать людей?

Ну, видимо, да.

Так он был индейцем или ковбоем?

Ни тем, ни другим.

Тогда, значит, полицейским.

Нет.

Ну тогда белоглазым.

Может, и так.

БУДУЩЕЕ НАСТОЯЩЕЕ

Чем западнее мы забираемся в Теннесси, тем чаще нам встречаются заброшенные автозаправки, пустующие церкви, заколоченные мотели, навечно закрытые магазины и фабрики. Глядя в окно через объектив поляроида, мальчик снова спрашивает:

Так что это значит, мам, документировать разные вещи?