Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Время шло своим чередом, а я не мог забыть Громадного. Я предпринял еще одну поездку в завод Афанасьева, чтобы вновь попытать счастья. Но купить Громадного мне опять не удалось. Однако я хорошо сошелся с самим Афанасьевым и постепенно подготовлял почву в этом направлении. Встречая Афанасьева в Москве, я всегда вел с ним беседы на эту тему и стал замечать, что Афанасьев начал прислушиваться. Это было хорошим знаком, но до покупки было еще далеко. Я воспользовался первой же возможностью и послал под Громадного восемь кобыл. До этого Афанасьев не пускал своего жеребца в общественную случку, и мне первому удалось склонить его к этому.

У меня в архиве сохранился подлинный текст договора по этому делу:

«2 октября 1910 г. Условия между Я. И. Бутовичем и И. Г. Афанасьевым.

Бутович в сезоне 1911 г. кроет 8 (восемь) кобыл с Громадным за три тысячи пятьсот рублей + право Афанасьева покрыть одну кобылу у Бутовича с Лоэнгрином. Деньги уплачиваются 25.10.1910 г. Содержание кобыл в заводе Афанасьева – за счет Бутовича. На конюшню 80 рублей.

И. Афанасьев. Я. Бутович».

Это были довольно тяжелые условия: с учетом путевых расходов, содержания восьми кобыл и двух конюхов, а также денег на конюшню случка обошлась в 5 тысяч рублей. Из восьми кобыл ожеребились только три, зато одна из них, Скворка, дала гнедую кобылу Саклю, которую я считаю лучшей дочерью Громадного, родившейся у меня в заводе. О Сакле я уже говорил, и если бы она не пала в двухлетнем возрасте, то все расходы, несомненно, окупились бы.

Договор с Афанасьевым был заключен 2 октября 1910 года, то есть сейчас же после Всероссийской конской выставки в Москве, где Громадный впервые пожинал лавры как выставочная лошадь. Скажу о том впечатлении, которое он тогда произвел на охотников и посетителей выставки. Громадный был представлен Афанасьевым не только не в выставочном виде, но в явном беспорядке. Взглянув тогда на жеребца, я пришел в ужас: он был вялый, спал с тела, выглядел прямо-таки худым. Я выразил Афанасьеву свое удивление, и он мне сказал, что летом Громадный болел и сейчас действительно не в порядке, но что он хотел показать жеребца охотникам как отца Крепыша и о награде не мечтает, ибо Громадный в ней не нуждается. Удивительно, как лошадям этой семьи, начиная с Гранита, не везло на выставках: все они появлялись там не в порядке.

Несмотря, однако, на все это, с первого же дня выставки у скромного денника Громадного в одной из общих конюшен происходило столпотворение вавилонское. В каких-нибудь несколько часов Громадный стал самой популярной лошадью на выставке. У его денника всегда была толпа, его чаще других по просьбе сильных мира сего показывали на выводке, что, конечно, еще больше отразилось на кондициях жеребца. Все шли смотреть Громадного: одни – как отца Крепыша, другие – потому что слава о его красоте и необычайной породности уже разнеслась по всем уголкам Москвы. Об этой лошади говорили решительно везде и решительно все. «Видели ли вы Громадного?» – «Конечно! Какая красивая и какая благородная лошадь!»