Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Никогда не забуду того впечатления, которое произвел Громадный на Н. М. Коноплина. Он его не видел семь или восемь лет. Лошади этой породы формируются поздно и с годами необыкновенно хорошеют. Как только выставка открылась, Коноплин стал обходить конюшни. У него было больное сердце, и доктора ему велели ходить медленно, а главное, не волноваться. Экспертиза началась. Я был у себя в павильоне и волновался, конечно, не меньше других. То и дело на экспертизу требовали ту или иную лошадь. Я выходил на площадку и рассеянно наблюдал за происходившим. Коноплин появлялся из одной конюшни, скрывался в другой – казалось, он медленно, спокойно и сосредоточенно осматривает лошадей. Потребовали моих кобыл, и в конюшне поднялась суета. Андрей Борисович Макаров, Ситников, маточник Руденко в последний раз осматривали кобыл и отдавали распоряжения. Наконец вся группа из одиннадцати белых кобыл красивой лентой тронулась на экспертизу. Я провожал их глазами. Вдруг внимание мое привлек Коноплин: всегда спокойный и выдержанный, он был явно чем-то взволнован и почти бежал ко мне. «Яков Иванович! Какая лошадь! Какая лошадь!» – повторял он, размахивая в волнении каталогом. Я пошел ему навстречу, и вскоре все разъяснилось. Коноплин только что видел Громадного и пришел в восторг. Я взял его под руку, стал успокаивать и усадил у себя в павильоне. Коноплин то и дело приговаривал: «Какая лошадь! Как он породен, как он красив и изящен! Я никогда не видел подобной лошади! Это аристократ, а все другие лошади по сравнению с ним егорки-сапожники» (любимое сравнение Коноплина). Словом, Коноплин не находил слов, чтобы выразить свое восхищение Громадным, и потребовал, чтобы я сейчас же пошел с ним смотреть жеребца. Мы вместе направились к Громадному. У его денника была толпа народу. Коноплина, популярнейшего человека в спортивной Москве, сейчас же узнали и дали нам дорогу. У самого денника спиной к нам стоял широкий в плечах, приземистый, как кряж, задыхающийся в своих белоснежных высоких воротничках, знаменитый Егор Иванович Мочалов – директор Эрмитажа. Его тоже знала вся Москва. Обращаясь к публике, он говорил, что знал покойного Малютина, что не было другого такого коннозаводчика и не будет ни у кого другого таких лошадей. Мы поздоровались с Мочаловым и стали смотреть Громадного. Нам его вывели, и сейчас же нас окружила толпа. Громадный был хорош, но как-то поджар, казался высоким на ногах и недостаточно широким – но это было обманчивое впечатление.

Коноплин так полюбил Громадного, что каждый день носил ему сахар и кормил его.

Словом, вокруг Громадного шли разговоры, слышались слова восхищения, лошадь эта подкупала всех своей действительно необыкновенной породностью и ясно выраженным аристократизмом. Видя, что Громадный явно не в порядке, и зная состав экспертов, я тогда же сказал Коноплину, что эксперты не разберутся в ситуации и не дадут Громадному первой премии. «Этого быть не может, – уверенно ответил мне Коноплин. – А если это случится, то произойдет скандал и общее собрание экспертов присудит Громадному высшую награду – кубок, пожалованный государем императором для лучшей лошади Всероссийской конской выставки 1910 года в Москве».

Скандал произошел. Эксперты дали Громадному вторую премию. Первая была присуждена очень красивому и великолепно подготовленному к выставке, раскормленному свыше всякой меры Горностаю. Горностай был двоюродным братом Громадного, ибо их матери, Громкая и Громада, были родными сестрами. Ни один знаток не подумал бы не только ставить Горностая выше Громадного, но даже сравнивать этих лошадей! Присуждение Громадному второй премии никого даже не рассердило, настолько оно было нелепо и глупо. Общее собрание всех экспертов, как и предполагал Коноплин, признало Громадного лучшей лошадью выставки и присудило ему царский кубок. На собрании экспертов голоса разделились: метизаторы ни за что не хотели давать Громадному царский кубок и ратовали за одного из метисов, сторонники чистокровной лошади, от них выступил И. И. Ильенко, хотели присудить награду чистокровной лошади. Однако общее собрание всех экспертов явно склонялось на сторону Громадного. Тогда Ильенко заявил, что у Громадного рорер и потому он недостоин высшей награды. Положение спас профессор П. Н. Кулешов, который сказал: «Отвод несостоятельный: тот, кто дал Крепыша, изъянов иметь не может!» Между Ильенко и Кулешовым произошла резкая полемика, победителем из которой вышел, конечно, Кулешов. Ильенко счел себя обиженным и на другой день вызвал Кулешова на дуэль. Само собой разумеется, эта дуэль не состоялась. После заявления Кулешова общее собрание экспертов присудило-таки Громадному царский кубок. Так восторжествовала правда!