Поступив ко мне в завод в 1908 году, Молодец крыл у меня лишь два сезона и дал две ставки лошадей, родившихся в 1909 и 1910 годах. В 1911-м, увлекшись другими жеребцами, я дал Молодцу лишь полукровных пегих кобыл и вскоре за гроши продал его А. П. Офросимову. Говорю «за гроши», потому что вместо денег я в уплату за Молодца получил двух офросимовских кобыл – Амбицию 2-ю и Праздничную. Молодец у меня оставил сравнительно ограниченное число жеребят, но все они оказались очень резвыми, а два из них показали выдающийся класс – Низам 1.33 и Зов 2.14,6, который и стал резвейшей лошадью, родившейся у меня в заводе. Низам был не тише, а резвее Зова, но его еще трехлетком поломал Петров. Низам был очень крупным, но хрупким. Петров вообразил, что это такая же железная лошадь, как дети Недотрога, и, применив к жеребцу ту же систему езды и тренировки, погубил его.
Меценат 2.14,3
Молодец в двух ставках дал только двух кобылок, все остальные его дети были жеребцами. Когда побежал Низам, а потом Зов, Офросимову предлагали за Молодца 20 тысяч рублей, но он вовремя не сумел взять деньги, а когда захотел сам продать лошадь, то ему уже предлагали совсем другую цену. Незадолго до революции Офросимов продал Молодца за 5 тысяч рублей в Сибирь, в завод, где в случке было всего восемь-десять кобыл и Молодца совершенно не использовали, так что он понапрасну провел там несколько лет жизни.
Дети Молодца были очень грубы и малопородны – вот причина, по которой я так быстро в нем разочаровался. Молодец приходился родным братом Ментику, который был несравненно тише его. Тем не менее Ментик оказался замечательным производителем и дал много резвых лошадей, в том числе Лилию и Мецената. Дело все в том, что Ментика рационально и правильно использовали в заводе, а Молодца – преступно плохо. Разбирая породу Молодца, я уже показал, что его мать происходила из гнезда Самки, а кобылы этого гнезда у меня в заводе имелись, и, случая их с Молодцом, теоретически можно было ожидать наилучших результатов. К сожалению, в свое время я это недостаточно учел. Кроме того, терещенковские кобылы по кровям вообще хорошо подходили к Молодцу, так как все без исключения имели кровь старого Крутого, а стало быть, в приплоде усиливалось благотворное влияние Лебедя 4-го. Низам был создан именно по этому принципу.
К 1908 году относится моя последняя покупка кобыл на Одесском ипподроме. Я купил там двух маток – Русалку и Снегурку. Русалка была дочерью кругом борисовского Вихря, давшего хороший приплод в заводе полтавского коннозаводчика Редькина. Мать Русалки Рогнеда, происходя из старинного завода Сухотина, была дочерью призовой Рьяной, от которой у Сухотина был производитель Бес, отец Боевой, одной из лучших маток его завода, приплод которой выиграл свыше 7 тысяч рублей. Стоит ли удивляться, что и Рогнеда оказалась хорошей маткой и дала Редькину классного Деспота. Русалку я, собственно, не купил, а арендовал. В следующем году она у меня прохолостела, и я, узнав, что до этого она не жеребилась и у Марченко, вернул ее. По себе Русалка была недурна, хотя имела длинную спину.
Другая кобыла, купленная тогда в Одессе, серая Снегурка 2.26,6 завода Оболонского, была внучкой кожинской Похвальной и имела сильное течение казаковской крови. По себе Снегурка была нехороша: мелка, жидка и беднокостна. Я ее купил только из-за породы, но, продержав в заводе три с лишним года, продал тамбовскому коннозаводчику Бабёнышеву.
В том же году я купил у Берлинга, наследника Н. П. Малютина, знаменитую по своему приплоду Золушку. Ей тогда было 20 лет. При Малютине продажа Золушки была бы, конечно, невозможна и эта прославленная кобыла кончила бы свои дни на пенсии в Быках. Малютин с редким сердцем относился к своим знаменитым лошадям, достигшим старости: не выбрасывал их из завода, не продавал, а давал спокойно умереть там, где они родились, прославились сами и прославили свой завод. Так как Берлинг был не Малютин, мне и удалось купить Золушку.