Арлекин

Эпиграмма господину К.

Меж языков о тебе (как некогда о ГомереСпорили семь городов) – спор привелось завести.

Речь итальянская сладкого видит в тебе итальянца,Но и германский глагол тоже считает своим.Галлия усыновила тебя за галлские звуки,Только на Польшу взгляни – новые распри растут!

Но позволено нам прекратить давнишние споры:Раз ты по имени Росс, значит, ты Росс для меня.Эпиграмма В. К. Тредиаковского, переведенная с латинского М. Кузминым

23

С раннего утра Александр Борисович был явно не в себе.

– Невротикус, пампотикус, пам-пам-потикус, – пробарабанил он пальцами по черному письменному столу, но пропетая бессмыслица облегчения не принесла.

Наконец-то, кажется, начала ему улыбаться Фортуна. Ненавистный и страшный своей непредсказуемостью тиран Меншиков пал, как и пророчил отец, и по прошествии нескольких месяцев клокотавший котел страстей в России стал остывать. О! отец был титан, политик величайший! Он умел понимать людей без слов, читая в их глазах, умел чувствовать ветер перемен задолго до того, как налететь шквалу, когда подспудно таившиеся угрозы еще глубоко захоронены были в сердцах вершителей судеб государственных. Теперь он, сын своего отца, тоже станет могущественным, станет влиять на мировую историю. Имя Куракиных да будет внесено в анналы дипломатии! Он создан ради великих свершений, что было очевидно с детства, недаром любил рассказывать отец, как в день его рождения после жесточайшей грозы долго держалась на небе тройная радуга.

Князь не находил себе места, стулья казались жесткими, кресло кололо волосом, проткнувшим обивку, перья царапали бумагу, и он ломал их и оставлял на столе. Как всегда, в порыве никем не наблюдаемого нервного возбуждения, он мерил шагами пространство кабинета, пытаясь обуздать душившую горячку.

Задуманное им предприятие выглядело весьма рискованно, но настоящий дипломат вечно рискует, в том-то и прелесть его службы. Да, если говорить честно, идея принадлежала не ему, он только осуществит ее на деле. Тогда, в 1717 году, при посещении Великим посольством Парижа, сорбоннские богословы заронили в голову императора мысль о единении. Петр прекрасно видел выгоды, большие выгоды от подобного слияния, но в те годы почва была не подготовлена. Слишком кощунственным показалось бы большинству россиян неожиданное примирение с давним и исконным противником – православные не зря гордятся своей верой – истинной, древнейшей, не опороченной изменническими извращениями сторонников папства. Но время – лучший лекарь. Давно приспела пора создать Вселенскую Христианскую Церковь – политические выгоды этого события слишком очевидны для страны, еще только начинающей влиять на судьбы мира. Теперь, по прошествии десятилетия, многие стали это понимать. Конечно, протестантские державы поднимут неистовый вой, но все же католические государства сильны, очень сильны, и в альянсе с ними… Да, это было бы славно, очень славно, как много нашлось бы тогда для него работы. О! он станет Великим Дипломатом!

Все более появляется в России людей, открыто сочувствующих римской вере, и во главе всех – Ирина Долгорукова. Княжна не таясь перешла в католицизм и укатила в Петербург из Парижа со своим духовником аббатом Жюбе. Она тверда в намерении обратить свою ближайшую родню и столичный свет в новую веру. Княжна Ирина, урожденная Голицына, замужем за Сергеем Долгоруковым, вот и получается, что две наисильнейшие сегодня фамилии в государстве открыто поддерживают ее! Это много значит! Куракин поймал себя на мысли, что в иные годы вряд ли решился бы действовать столь решительно и скоро, но тут, кажется, он угадал, и проводником разума выступит именно он – Александр, не зря же нарекли его так в честь великого полководца греков, просветившего и объединившего некогда полмира.

В Отечестве мысль о единении приняли благосклонно. Все пока покрыто тайной, слишком многие с ужасом воспримут весть, сочтут за предательство. Торг еще не назначен, но на то и дипломатия, и мудрая политика, чтобы плести интриги и приготовлять великие свершения в глубине кабинетов за глухими, тяжелого штофного бархата занавесями. Верховный тайный совет, управляющий страной от имени малолетнего Петра Второго, – Долгоруковы и двое Голицыных, братья княжны Ирины, – готовы приступить к скрытым переговорам. Духовник княгини иезуит Жюбе направлен в Россию не только следить за своей подопечной. Наверху все отчетливо понимают, что настоящий блеск и окончательное примирение с европейскими дворами принесет Петербургу только церковное единение. Дюк Лирийский – испанский посол – давно твердит об этом в приемных российских вельмож.