Армейские будни

Но и наводчику не удалось добраться до солдата, на груди которого было спрятано знамя. Теперь из всего экипажа в живых остался лишь Евгений Макаров. Ему было ясно: выходить так, как выходили его товарищи, значит погибнуть. И тут у него мелькнула счастливая мысль: он вспомнил, в танке есть одна неизрасходованная дымовая шашка. Несколько мгновений спустя густой столб дыма поднялся над башней, застилая все вокруг черной пеленой. Фашисты, очевидно решив, что и с этим танком покончено, прекратили огонь.

Евгений Макаров, не заглушая мотора, выскочил из танка, добежал до Желтова. Солдат был мертв, но под гимнастеркой хранилось алое полотнище знамени. Теперь все дело решали секунды. Едва успела захлопнуться за Евгением крышка люка, как перед танком, грозно урча, вырос фашистский «тигр». До него было не больше двадцати метров. Вражеский танк остановился. Из люка один за другим выпрыгнули двое фашистов и побежали к Желтову. И тут случилось то, чего они не ожидали. Окутанный дымом, «мертвый» большевистский танк ожил: длиннохвостое пламя вырвалось из ствола его орудия. И «королевский тигр» вспыхнул свечкой. А краснозвездный «Т-34», развернувшись и набирая скорость, мчался прямо на восток. И багряное знамя полка согревало сердце Евгения Макарова.

Позади остались тридцать разбитых «тигров», позади остались двадцать три израненных, недвижимых танка полка, погиб командир его, погибли лучшие друзья-товарищи, но полк был жив: в знамени, согревающем сердце солдата, — бессмертие полка.

Таков суровый и славный закон воинской чести.

* * *

Вот о чем рассказывал вчера вечером сержант Рябушкин новичкам, пришедшим на смену воинам, которые прощаются сегодня со знаменем.

И когда окончилось это торжественное прощание и солдаты разошлись по казармам, сержант Рябушкин в последний раз зашел в свою роту. Новый хозяин у его койки, новый хозяин у его автомата, и он займет его место в боевой машине. Хочется по душам поговорить с этим новым хозяином, Виктором Петренко, еще раз обнять на прощание задушевного дружка своего, командира и тезку Васю Пушкарева. Да одного ли его?! Но уже в кармане билет в дальние сибирские края, на комсомольскую новостройку. А расписание поездов точно, как танковые часы.

Гудит за окном автобус: шофер нервничает, торопит. Много ли скажешь в полминуты? И, до боли стиснув руку Виктора Петренко, он скупо бросает:

— Машина замечательная, береги ее! Главное, с душой к ней подходи, как к человеку. — Он на мгновение умолкает, ему хочется сказать этому кареглазому большерукому хлопцу что-то большое, на всю жизнь. — Желаю тебе служить так, чтоб с чистой душой ходить под нашим знаменем.

Здесь же стоит и Вася Пушкарев — командир танка. Друзья обнимаются, и Рябушкин торопится к выходу. Его провожают всем экипажем. Перадзе тащит чемодан, Виктор — гитару, а Пушкарев идет впереди и открывает двери, словно без него, Пушкарева, тезке не выйти из казармы.

В автобусе уже полно народу, но еще не все в сборе. Кто-то, высунувшись в форточку, озорно кричит шоферу:

— Подожди, не свисти! У нас еще провожание идет!

Но шофер еще яростнее нажимает на клаксон: пора ехать!

И вот уже скрылся за поворотом голубой автобус.

— Ну, пора за дело приниматься! — говорит Пушкарев. — Сегодня у нас парковый день.

Каждый танкист, даже самый зеленый, знает, что это день ухода за боевой техникой.

Вот они, их боевые машины! И одна из них — Виктор еще не знает какая — будет его машиной. Как не похожи эти танки на тот «Т-34», что стоит сейчас на высоком постаменте в центре расположения гарнизона! Даже трудно представить, что когда-то от этого небольшого танка пускались в бегство хваленые фашистские «пантеры» и «тигры», вдвое превосходившие его по размерам.

И Виктор, указывая рукой на стоящие в ряд машины, повернулся к Пушкареву:

— На таких-то «тигров» бить легче легкого!

— Это верно, да только те, кто «тигров» выпускал, теперь, может, «львов» каких напридумали. Так что, брат, наши, если придется, уж не «тигров», а «львов» бить будут. А «львы» посильнее «тигров».

— Точно, — коротко бросил Перадзе.

— А вот и наша машина, — подойдя к самому крайнему в ряду танку, сказал Пушкарев. И заботливо смахнул рукавицей снежную пыль с подкрылышков.

Для него, Пушкарева, командира танка, машина эта была уже привычной, своей. А вот Виктору эти слова «вот и наша машина» говорили неизмеримо больше.

И совсем иная, уже кажущаяся далекой-далекой страничка его жизни припомнилась солдату.

Зеленый кипень мая бурлил в степи. Он приехал на полевой стан тракторной бригады с попутным грузовиком.

— Фамилия? — строго спросил его черноусый, с проседью в волосах, бригадир трактористов.

— Петренко.

Бригадир гмыкнул в усы:

— Зовут как?

— Виктор.

— Ишь ты, Виктор! Победитель, значит. Ну-ну. Покажь документы.

Долго читал свидетельство о присвоении Виктору специальности тракториста-дизелиста, изучал отметки. И, видимо, удовлетворенный, ласково тронул Виктора за рукав:

— Пошли.

Проходя вдоль ряда сверкающих свежей краской «ДТ-54», остановился у второго от края и сказал:

— Принимай, хлопец, твоя. Добрая машина — береги ее.