Аромат от месье Пуаро

Говоря это, Наталья Владимировна ощущала себя участником спектакля. Вокруг нее сновали люди в странных ярких одеждах; король, хоть и был в дорогом костюме европейского покроя, в руках держал огромную трость с золотым набалдашником. Его голову украшала пилотка из меха тигра, руки были в кольцах, на ногах блестели лаковые штиблеты. Северцева обратила внимание, что короля сопровождает несколько женщин, но все они были европейской внешности. И по виду не походили на сотрудника агентства эскорт-услуг. Врачи? Массажистки?.. Сопровождающие мужчины были одеты в национальные костюмы с некоторой поправкой на холодный московский климат. «Ну лиха беда начало!» – прошептала Северцева, когда король скрылся в своих апартаментах.

– Так, ну теперь часа два нервного ожидания, а потом можно расслабиться, – сказала Северцева, спустившись вниз. Она по опыту знала, что все претензии постояльцы, вне зависимости от статуса, предъявляют либо сразу, как только войдут в номер, либо когда начинают обживаться на новом месте. А это и есть те два часа.

– Все нормально будет, – успокоил ее Антошин, – пока они все свои чемоданы разберут, им будет не до этого. Смотрите, одна стойка с вещами еще внизу.

Северцева посмотрела на дорогие кожаные чемоданы. «Сколько же они стоят! Не говоря уже о содержимом!» – подумала она, наблюдая, как из лифта выходит один из сопровождавших короля.

– Этот у них за багаж отвечает, – шепнула Саша, – я узнала у начальника службы этикета. У них так принято. Вещи королевской особы могут транспортироваться только в присутствии их сотрудника.

– Яснее ясного, боятся подложенной бомбы, – произнес Антошин.

– Только этого не хватало! – прошептала Северцева. Ей очень хотелось, чтобы король уже выехал из отеля. И никаких денег ей уже не надо было.

– Только три дня, только три дня. Потом все будет по-старому, – произнес Антошин, но Саша, по-прежнему стоявшая за стойкой, услышав его, вздрогнула. Эти трое, оказавшись рядом, обычным словам придавали двойной смысл.

– Я буду у себя в кабинете, надо разобраться со всеми остальными делами, – сказала Северцева и посмотрела на Антошина.

– А я проверю все здесь, потом пройду по этажам. Надеюсь, ритуальных плясок наш король устраивать не будет! – улыбнулся тот.

– Не шути так неполиткорректно.

– Меня никто не слышит.

– Я – у себя. – Северцева сделала строгое лицо и пошла к лифту.

Саша Соколова, которая проверяла записи у стойки, посмотрела ей вслед. Она уже поняла, что Антошин ни о чем с женой не поговорил. Но она не сказала ни слова. Она любила Сергея, но понимала, что за его отношениями с Северцевой стоят годы, сын, дела и масса тех вещей, которые принято называть общим прошлым. Саша понимала, что ценой его мучений их отношения не укрепить. Да что там укрепить! Просто даже не построить. Саша уже сейчас поняла, что она на всю жизнь обречена на сопоставления, сравнения, на отсылки к прошлому. Она всегда будет в глазах Антошина видеть воспоминания. Ведь любой человек, как бы он ни относился к прожитым годам и к людям, с которыми был когда-то связан, рано или поздно пройдет испытания воспоминаниями. И в них все будет намного красивее и душевнее. И не останется в них уже гнева и обид, а только улицы, по которым когда-то вместе ходили, музыка, которую вместе слушали, города, куда ездили. И все это будет подернутом флером щемящего сожаления и недоумения: «Что это нам не жилось?!» Саша Соколова была умной – она смогла уже просчитать все, что их с Антошином ждало в будущем, и постараться смириться. И все равно обида, горечь появилась сейчас в ее душе. Примитивная мысль: «Ее он пожалел, а меня?» – не давала ей покоя. Но внешне она оставалась спокойной.

Пока Антошин обходил лобби, она занималась привычными каждодневными делами.

– Послушай, пусть тебя кто-нибудь подменит, кофе выпьем, – Антошин неожиданно появился из-за колонны, – потом вернутся веселые гости, театралы… не до того будет.

Сергей ощущал напряжение, исходящее от Саши, да и сам чувствовал потребность объяснить свой поступок. Он мучился, что не сдержал данное ей слово.

– Хорошо, я с удовольствием, день просто бешеный, даже не успела пообедать, – сказала Саша.

Она вдруг подумала, что вместо этого сидения за столиком в «Ежике» она бы предпочла поужинать у них «дома», то есть в квартире Антошина. Ведь в этой квартире уже был продуманный, красивый уют. Посуда, которую она выбирала, мебель, которую она одобрила, полотенца, салфетки, скатерти. Саша помнила ощущение нереальности, которое сопровождало их поездки по магазинам. Они, влюбленные и счастливые, собирающиеся жить вместе, тайком обустраивают дом. Что-то было зыбкое в этом.

– Слушай, давай ты поговоришь обо всем с женой, – вдруг тихо сказала Саша, когда Антошин в очередной раз прошел мимо нее.

– Я и сам так хотел с утра сегодня. Но… – пробормотал Антошин. И вдруг понял, что это совершенно не важно. Наталья бы поступила так – сначала дело, а потом разговоры. «Что ж, с кем поведешься…» – вздохнул он про себя. И вот, когда все было готово, не случилось главное, он так ничего и не сказал жене.